Теперь письма и дневники Великих княжон и Александры Федоровны, относящиеся к периоду Первой мировой, опубликованы, снабжены замечательными приложениями в виде воспоминаний современников и очевидцев тех событий. Читать их – одно удовольствие. Однако чтение это полезно не только с исторической точки зрения. Благодаря этим документам осознаешь, что святость Романовых, которая возросла стремительно в условиях испытаний, выпавших на их долю в 1917–1918 годах, возникла не вдруг. Она годами набирала силу в событиях повседневных и внешне неприметных. Дети есть дети: резвятся, играют, порой до упада смешат родителей, а в письмах подпускают словечки, явно позаимствованные из словарного запаса «фронтовых друзей», но за этим – вещи по-настоящему ценные. Видно, как день ото дня приумножается терпение, и притом терпение «высшей пробы» – бодрое, способное укреплять тех, кто нуждается в помощи, непоказательное и открывающее дорогу к высшим ступеням – самоотверженности, самопожертвованию.

Чтение это дает повод и для размышлений о революции в системе предпочтений, произошедшей в последующие годы. Заметное положение в обществе сегодня нередко ассоциируется с гламурным блеском, фотосессией, изобретением поводов за неимением поводов. А для Романовых старинное правило «noblesse oblige» (благородство обязывает) имело другое значение. Исключительное положение обязывало их быть чуткими к тому, чтобы вещи важные, связанные с исполнением христианского долга, не измельчали, не потеряли смысла от неуместных похвал и прижизненных воздаяний.

В ставке

Хроника мартовских событий 1917 года достаточно известна. Напомним лишь основные эпизоды тех дней. Начало весны было тревожным. Из Питера в Могилев приходили самые неутешительные известия: начавшиеся в хлебных очередях беспорядки были поддержаны заводскими рабочими. Это было похоже на удар в спину, и тем более досадно, что положение на фронте наконец стабилизировалось: были налажены поставки продовольствия, медикаментов, теплых вещей. И вот в момент, когда требовалось только одно – общее единодушие и терпение, – Царю доложили о том, что ситуация в Петрограде вышла из-под контроля.

Когда поступило известие о бунте, Государь повелел отправить с фронта войска для восстановления порядка в Петрограде, поручив эту задачу генерал-адъютанту Н. И. Иванову. Одновременно с этим он принял решение вернуться в Царское Село, фактически передав командование генералу Алексееву, и с этой целью отбыл из Могилева. Поскольку во время следования выяснилось, что узловые станции заняты мятежниками, Царь после неудачной попытки добраться до Царского Села другим путем решил ехать в Псков, где находился штаб командующего северным фронтом генерал-адъютанта Н. В. Рузского. Но все, что произошло в последующие дни, оказалось совершенной неожиданностью. До него доходили известия об интригах в высших кругах, однако он полагался на порядочность генералов, обязанных ему своим продвижением, присягавших перед Богом.

В Пскове Царь имел продолжительный разговор с генералом Рузским о «безнадежности положения», и во время этого разговора в Николае Александровиче произошел психологический перелом. Наступил роковой день – 15 марта. Ночью Рузский распорядился прекратить отправку войск для подавления мятежа. А затем Государю сообщили о том, что только что созданный комитет Государственной думы предлагает ему добровольно отречься от престола. После этого последовало отречение.

На первый взгляд логика этого поступка не совсем понятна, и ближайших родственников Царя известие об отречении, по словам Великой княгини Ольги Александровны, «поразило как гром среди ясного неба».