– Муж и сын? – логично предположила я.
Она несколько секунд молчала, а потом снова эта странная, почти горькая усмешка:
– Муж и муж.
Тамара
Сергеевна
Замуж я выскочила еще когда совсем зеленая была, хотела поскорее от родителей-алкашей сбежать. Влюбилась, думала, теперь заживу как человек. Да вот только муж тоже алкаш оказался. Пока женихался пару месяцев, еще как-то сдерживался, а на свадьбе то ли от радости, то ли от страха налакался так, что, когда мы пришли домой, сразу рухнул на диван и захрапел. Я пристроилась рядом. Кое-как заснула, а проснулась от того, что подо мной стало тепло и мокро. Он обоссался во сне. Больше всего мне в тот момент мне было почему-то жалко не себя, а новый комплект постельного белья, который я заботливо приберегла для первой брачной ночи.
Со временем он стал уходить в длительные запои, его выгоняли с работы, он пропивал все деньги. Но я терпела, уйти было некуда. Тридцать с лишним лет терпела.
Мы жили втроем в квартире его мамы. Мама очень переживала, что он пьет. К концу нашей совместной жизни она уже совсем старенькая была и больная. Плакала, когда он в запои уходил и терял очередную работу. Я вначале тоже переживала и плакала. А потом перестала. Просто работала молча. Когда свекровь совсем слегла, а он валялся пьяный в собственной рвоте, я ухаживала и убирала за ними обоими. Я ни с кем это не обсуждала. Подруг особо не было, на работе тоже мало с кем общалась. Пока к нам в троллейбусное депо, где я работала кондуктором, не пришел работать водителем Мишка.
Мишка был сиротой. Ему было уже под 60, но у него не было ни семьи, ни детей. Очень застенчивый и молчаливый, когда я с ним заговаривала по работе, краснел до ушей. А глаза добрые-добрые. Однажды мы с ним заканчивали смену, троллейбус уже был пустой и ехал в депо. У меня зазвонил телефон – Витька хриплым голосом умолял купить ему пива на опохмел. "Иначе я коня двину, Тамар, у меня сердце так стучит, сейчас лопнет. Христа ради, Тамар, ты все деньги спрятала, а мне на что купить, а? Купи ты, а? Когда ты придешь?" На заднем фоне стонала свекровь. Я отключилась и прижалась лбом к холодному стеклу.
Когда мы приехали в депо, Мишка вдруг, слегка заикаясь, выдавил из себя:
– Тамар-ра, я при-и-иглашаю тебя в кино.
И тут же густо покраснел.
Это было так неожиданно и уморительно, я что я чуть не покатилась со смеху. Но потом согласилась. Вместо опостылевшего дома я вдруг отправилась на свидание.
И хотя жизнь меня к тому моменту уже так побила, что я стала очень циничной и жесткой, Мишке я доверилась сразу. Нутром почуяла, что он хороший человек. Буквально через месяц он предложил переехать к нему, у него была своя однушка. Я взяла его за руку и посмотрела в глаза:
– Мишка, спасибо тебе, добрый ты человек. Но я не могу их бросить. Ладно он – алкаш, а мама-то его ни в чем не виновата. За ней надо ухаживать, а он за собой-то не состоянии уследить.
Около года я постоянно моталась туда-сюда – из квартиры мужа в квартиру Мишки. Вечером после работы прибегу, сварю поесть Витьке и маме, маму с ложечки покормлю, судно вынесу, намою… Ночевала у Мишки, а с утра перед сменой снова надо заскочить к Витьке и свекрови. Так продолжалось, пока свекровь не отошла в мир иной. После похорон я подала на развод, собрала вещи и сказала Витьке, что ухожу. Помню его взгляд – как у пса, которого хозяин бросает. И как он что-то хотел сказать, а потом махнул рукой и отвернулся, краем рукава утерев глаз.
Я окончательно ушла к Мишке. Жили мы хорошо. Но мысли о бывшем муже, как ни странно, не отпускали. Не могла не думать о нем – как он там, не спился ли окончательно, жив ли хоть. И однажды я не выдержала и ему позвонила. Его ломало после очередного запоя, но он пока был трезв. Страшно обрадовался моему звонку. Пригласил в гости. Я из жалости приехала. Видно было, что он постарался из последних сил – побрился, даже рубашку свежую надел, прибрался в доме. Мы попили чаю с черствой, как камень, булкой, – больше у него ничего не было.