— Простите, я не знаю, как вам в глаза смотреть, — мямлю.

— Ты ничего такого не увидела.

Отрываюсь от ладоней. Стоит. В одних тоненьких чёрных шелковых штанах. Пижама, наверное. Под ними ж даже белья нет, это хорошо видно.

«А он чертовски красив», — на секунду теряю самообладание и разглядываю мужчину с головы до ног.

Скольжу взглядом по крепким мышцам живота и груди Владислава. Смотрю на его сильные руки. Внизу всё сжимается от этого вида.

Еле прихожу в чувства:

— Почему вы дверь не закрыли? — спрашиваю шёпотом.

— Если ты не заметила, я один живу. Ко мне никто не врывается, когда я душ принимаю.

— Простите, пожалуйста, я ничего не видела, честное слово... — вру, конечно, видела его голый накаченный зад, но не думаю, что ему надо об этом знать.

— Ну, раз ничего, то ладно, — смеётся и уходит в столовую.

Выдыхаю и сама сажусь кушать. Я сейчас слона способна проглотить. Столько часов без сна и с жуткой физической нагрузкой. Готова умереть, но сначала надо поесть.

Насыпаю в тарелку порцию супа, который готовила начальнику, и сажусь за стол. Пробую. М-м. Вкусно.

Ой. Нет! ОСТРО!

Взлетаю с места и несусь к холодильнику. Ругаюсь на всю кухню. Беру какой-то лимонад, наливаю в стакан и запиваю пожар во рту.

Только вот пузырьки прикасаются к языку, и его начинает нереально колоть. И, кажется, острота чувствуется сильнее.

Снова громко ругаюсь. Уже слёзы с глаз льются ручьём. Да что это такое? К вечеру вообще заплывут, если буду весь день реветь.

— Что опять случилось? — на кухне появляется Владислав Васильевич. — Чего ревёшь? Из-за душа? Да ладно тебе. Был бы я страшным, ещё понятно было бы.

— Да вы тут ни при чём, — отставляю стакан с лимонадом и набираю в другой воды, делаю несколько больших глотков, но легче не становится. — Язык печёт, — открываю рот и машу на него.

А начальник мой снова в смех. Весёлый мужик больно, нельзя так над страданиями другого человека…

Надуваюсь и хмурюсь, продолжая махать на язык.

А он оглядывается и смотрит на мою тарелку:

— Ты же сама готовила. Не знала, что блюдо острое?

— Ну не настолько же, — снова воду пью.

— Да еле чувствуется, что панику разводишь? Попей молока, — указывает на холодильник. — Зачем вообще полезла есть острое, если не любишь?

— У меня ещё много дел, а готовить что-то отдельно себе ни сил, ни времени, ни желания, — мямлю.

Наливаю большой стакан молока и осушаю его.

Блаженство. Сразу становится гораздо легче. Наливаю ещё один. А этот снова ржёт.

— Что? — не выдерживаю пристального взгляда начальника.

Указывает на моё лицо. Прикасаюсь к губам. Молочные усы...

— Может, хватит надо мной смеяться? — буравлю Владислава взглядом.

Хмыкает:

— Я только начал. У меня полгода впереди. И они обещают быть весёлыми, — ухмыляется.

Так захотелось врезать ему!

То, что мой муж должен ему, ещё не значит, что можно измываться надо мной! Я ему ничего не должна, а делаю это, потому что Тараса люблю!

Чёрт меня дёргает…

Вот, всё молоко, что было в моём стакане, выплёскиваю прямо в лицо начальника. И злобно смотрю на него.

Осознаю, что натворила, и тут же ловлю шок.

— Божечки! — прижимаю стакан к груди. — Простите, пожалуйста, Владислав Васильевич. Я не специально! — тараторю как заведённая.

А он открывает глаза, уже не смеётся. Молоко белыми каплями скатывается по его светлым волосам, капает с подбородка на обнажённый торс… скользит по груди.

Как заворожённая смотрю на эти капли.

Но Владислав, аж рыча, кидается в мою сторону. И пискнуть не успеваю, оказываюсь прижата к двери холодильника, жмурюсь и продолжаю извиняться. А он нависает надо мной. Решаюсь открыть глаза, сталкиваюсь с яростным ледяным взглядом голубых глаз.