Самара, 15 сентября 1921 года… Утро началось с осмотра государственных учреждений. Первым местом, которое мы посетили, был «приемник-распределитель». Здание было построено до войны как приют для пятидесяти детей; сегодня он принимает более шестисот. Дети во дворе, на полу, на деревянных скамьях, один на другом, больные и здоровые вместе, в грязных, отвратительных лохмотьях. На такое огромное количество детей только десять маленьких мисок для супа и пятьдесят деревянных ложек. Их питание – водянистая овсянка и полфунта черного хлеба в день.
Самара, 25 сентября 1921 года… Сегодня мы осмотрели все «приемники»; условия там просто ужасающие. Дома, которые изначально были рассчитаны на тридцать – сорок детей, теперь вмещают в пятнадцать раз больше. В одном доме мы увидели детей, сидящих на полу, тесно прижавшись друг к другу, и узнали, что они спят прямо там, где сидят, без кроватей и одеял. В других местах пол был усеян кучами грязных, вонючих тряпок, скрывавших трупы маленьких детей с такими старыми и морщинистыми лицами, что они были похожи на мумии. Одним приютом, где жили девочки в возрасте от двенадцати до семнадцати лет, руководил юноша двадцати двух лет[69].
Отчет Аси Калининой
О том, каковы были условия жизни в детских домах и приютах, можно судить по тому, что написала со всей честностью Ася Калинина в своем секретном отчете. В 1920–1921 годах она участвовала в организации мероприятия под названием «Неделя ребенка» на юге России, целью которого было распространить распоряжения центральных органов, касающиеся образования и воспитания детей, а также собрать запасы зерна для детей Москвы и Ленинграда. В мероприятии приняли участие 25 человек, среди которых были воспитатели, персонал детских домов, агитаторы и технический персо-нал. Они отправились на юг на поезде, в составе которого был специальный агитвагон, оборудованный для пропагандистских целей (агитаций), где можно было в том числе смотреть фильмы (в данном случае это был фильм под названием «Дети – цветы жизни»). Искренне преданная «борьбе с беспризорностью» (это выражение часто встречалось в заголовках книг и газетных статей, названиях конгрессов и так далее, пока в середине 1930-х годов на смену слову «борьба» пришло слово «ликвидация»), Калинина неизбежно представила в своем докладе картину горя, насилия и запустения.
Война, голод и эпидемии с каждым часом все больше и больше уносят в могилу отцов и матерей. Количество сирот и беспризорных детей растет с ужасающей быстротой. Дети, как это наблюдается во всех, не только голодных, но производящих: Костромской, Пензенской, Ярославской, Псковской, Тамбовской и многих других губерниях, десятками ходят голодные, холодные по миру, за подаянием, научаются разврату, обворовывают и наводят панику и ужас на села и деревни. С тем же фактом детской бездомности и заброшенности встречаемся и во всех недавно освобожденных от фронта местностях – по Дону и Кубани. Детская беспризорность за последнее время достигла ужасающих размеров. Дети неорганизованные, беспорядочной массой идут куда-то на юг, где они знают, что там и тепло и сытно. По дороге они соединяются, образуя настоящие эшелоны, раскидывают на больших узловых станциях целые лагери. Так, на станции Тихорецкой осенью с/г. [сего года] был такой лагерь в 300 человек детей, в Пятигорск прибыло сразу 500 человек детей. Этот детский поток с каждым днем все увеличивается и принимает страшный, грозный характер. В поисках за выходом из создавшегося положения начальником эвакуационного пункта Кавказского фронта был отдан совершенно неприемлемый приказ поставить заградительные отряды и не пропускать ни одного такого ребенка в пределы Кавказа. Такие же заградительные отряды поставлены и на Дону и в других губерниях, и ребенок попадет здесь как в мышеловку: куда бы ни бросился, он всюду встречает орудие.