От первого удара я закрываюсь рукой и пытаюсь перехватить плеть, но Костик сильнее. Он срывает с меня халат и толкает на диван, я падаю коленями на паркет и пригибаюсь, закрывая голову. Удары сыплются на меня без остановки. Я была несговорчивой, поэтому Костик особенно жесток. Но у него неопытная рука: удары скользящие, это Толя умел снять шкуру за раз. Несколько все же достигают цели и я хрипло кричу. Костик уходит быстро. Думаю, подстраивая мне побег, он не на это рассчитывал. Не на то, что меня придется бить, а не трахать на этом диване… Я рыдаю, натягиваю халат на плечи, стараясь не обращать внимания на жжение и на заплетающихся ногах бреду к себе.

В ванной я промокаю ссадины, когда слышу стук в дверь.

– Кто это? – хрипло спрашиваю я.

Думала, Костик, но это охранник с ворот.

– Хозяин позвонил, – говорит он. – Приведите себя в порядок, возможно, он приедет.

Я шмыгаю носом и смотрю в зеркало. Месяцы заточения высосали из меня силы, на лице появился отпечаток горя, словно у меня кто-то умер. Я смотрю себе в глаза и они мне не нравятся. Он приедет. Зачем? Наказать за побег или он… простит меня и инцидент с Костиком был проверкой – дам или нет?

Как бы там ни было – это шанс.

Я останавливаю кровь из ссадин. Надену платье с закрытой спиной – ничего не заметит. Я должна убедить его, что имею право видеться с дочерью… Должна ему доказать – любым способом. Я сделаю все.

В спальне выбираю чужое платье, но размер мне подходит. Черное, облегающее. Надеваю свои босоножки – Толе они понравились. Быстро крашусь – погуще, поярче. В чужой косметичке те же цвета, что были в моей. Толя себе не изменяет.

Ждать невыносимо. Я шатаюсь по спальне и пью – бар полон бутылок. Толя любил жить на широкую ногу, и теперь они все мои. Я хочу набраться, прежде чем он приедет, чтобы не было так противно. Бордовое вино плещется на дне бокала. Я не сразу осознаю, что плачу и думаю о нем.

Его шепот вспоминаю: хочешь, я тебя в Москву заберу? Я его ненавижу, всей душой ненавижу – за обещания. За шепот, за то, что понравился мне и я захотела ему поверить. Из-за него меня разлучили с дочкой. Я предупреждала, я просила его остановиться…

Давясь вином, допиваю бокал и наливаю снова.

Мне плохо.

Я не хочу спать с Толей, он мне противен. Не хочу видеть его мерзкую рожу.

Алкоголь снимает самоконтроль. Я впервые пью за три месяца. Впервые задаю себе вопрос, который иногда снился мне: если бы я не сказала, что Алекс меня изнасиловал – финал был бы другим? Толя бы сжег его в машине? Или дело было не в этом?..

Я резко оборачиваюсь, заслышав шорох, но это занавеска всколыхнулась на сквозняке. Случайно ловлю свое отражение в зеркале. И зависаю, так поражает собственное лицо. Тушь потекла и под нижними веками кляксы, слезы начертили дорожки на щеках, обхватив их, как спруты. Вся в черном. Черная невеста.

Ах, Алекс… Ты такой дряни, как я, не заслуживал.

Покачиваясь на каблуках, я иду к отражению. Выставляю подбородок вперед, нижняя губа пьяно дрожит. Мне нечего себе сказать. Я знаю, почему так сделала и все равно… все равно… все равно!

– Ненавижу тебя! – ору я. – Зачем ты ко мне полез!

Ну ничего, я все исправлю: все ошибки мужской заносчивости. Сажусь на край кровати, обняв игрушечного зайца, и жду Толю. Долго. Может быть, час-два, прежде чем слышу тихие шаги. Я даже думаю, что мне показалось.

– Толя? – тиская зайца, я выглядываю в коридор. Вдалеке горит свет, тихо, я замечаю приоткрытую дверь в кабинет.

Неужели приехал? Судорожно сглатываю, крепко обнимаю игрушку, и иду туда. Пусть мне повезет… Кто знает, вдруг удастся договориться и Полина вернется ко мне?