Христианские богословы тоже подчеркивали важность сексуальности и гениталий человека, правда, прямо противоположным образом. Они сурово призывали избегать секса, страсти и чувственности, опираясь на позицию и аргументацию св. Августина. Исключением было разве что продолжение рода. А Джон Кальвин пошел дальше, когда напоминал протестантам, что «непростительно жене касаться рукой той части тела ее мужа, от вида и прикосновения к которой все чистые женщины в ужасе отшатываются».21

Такие попытки вмешиваться в интимные отношения связаны не только с религией, но и с современной официальной медициной, считает эксперт по сексуальной терапии Луис Милдмэн. Пытаясь разобраться, с чем связано такое вмешательство, он приходит к выводу, что в этом «присутствует политический элемент массового контроля – над воспроизводством, отдыхом, удовольствием, ценностями и любовью».

Вместе с тем сексуальные отношения до сих пор остаются одним из важнейших объектов «познания добра и зла».

Если большинство традиционных конфессий рассматривают эти связи с точки зрения греха (зла), то сексуальная догма в психиатрии норовит «причинить добро» и загоняет их в узкие рамки определенных медицинских параметров и понятий. «Психиатрия не то чтобы осмеивает или запрещает секс. На самом деле может показаться, что она разрешает и даже поощряет его. Она идет еще дальше: настаивает на нем», – пишет Луис Милдмэн.

Автор подчеркивает, что из этой позиции «сексуальные отношения заведомо не воспринимаются как отношения, наполненные глубоким духовным смыслом. Значение и смысл секса в жизни человека сужается до продолжения рода, получения удовольствия, снятия стрессов, стимулирования деятельности полезных желез и т. д. Если вам не хочется секса, психиатр присваивает вам диагноз „нарушение сексуального желания“. Поощряя и развивая здоровый секс, пока он „полезен вам“, медицина превращает его в политический вопрос, рычаг управления».

Удивительно, как много молодых интеллектуальных и успешных мужчин, обращаясь за профессиональной помощью, становятся некритичными в вопросах сексуальной жизни, оставаясь при этом вполне здравыми и разумными в других областях. В это трудно поверить, но они всерьез воспринимают постановочные фильмы для взрослых и начинают сравнивать себя с их героями.

Так проявляет себя феномен «холодной зоны». Они видят себя неудачниками и лузерами, поскольку не могут даже приблизиться к порнографическим «рекордам», не подозревая, что рекорды и сравнения, уместные для социальной жизни, для тонкой сферы сексуальности разрушительны.

Современный человек чувствует себя потерянным, напряженным и несчастным еще и потому, что не в контакте со своей чувственностью и сексуальностью. И если раньше причиной тому были религиозные догмы и неосознаваемые запреты, то теперь по большей части непомерные ожидания и догмы уже медицинские, незаметно навязанные обществом.

Попытки следования любым предписаниям переключают фокус внимания человека на рациональные представления, а не на чувства, ощущения и импульсы, разрушая изначальную телесную живость и спонтанность.

Вот почему Милдмэн считает, что «настойчивые попытки лишить сексуальные отношения всякой духовности поощряют возникновение различных техник и подходов, включая телесные, формально ставящих своей задачей вернуть людей к сексуальной „нормальности“ – средствами, которые изначально вредны. Потому результат, как правило, противоположный: модерновые приемы и техники лишь еще больше закабаляют людей».22

Почему возвращение к Внутреннему Центру и восстановление утерянного баланса – и есть решение.