Вполне очевидно, что следующим шагом может стать автоматизация элементов управленческой деятельности – та сфера, которая традиционно считалась "человеческим ядром" любой организации. Мы стоим на пороге того момента, когда система корпоративного управления сама начнет подсказывать, а затем и формировать стратегические решения, используя машинный анализ, прогнозную аналитику и симуляцию сценариев. На этом этапе возникает закономерный и очень серьёзный вопрос: если заменить человека в управлении – что мы приобретём, а что потеряем?

С одной стороны, отказ от человека как источника ошибок сулит огромные выгоды: снижение издержек, повышение скорости и точности решений, устранение влияния субъективных интересов, клановости и эмоциональных факторов. С другой стороны, такая трансформация несёт в себе масштабные риски. Принципы, по которым будут действовать автоматические системы, часто непрозрачны, не поддаются объяснению и плохо проверяемы. Искусственный интеллект может принимать решения, логика которых недоступна для понимания даже тем, кто его обучал. Возникают и этические вопросы – кто будет нести ответственность за последствия действий машинной системы?

Таким образом, движение в сторону полной автоматизации корпоративных процессов требует не только технической зрелости, но и глубокой философской, правовой и социальной рефлексии. Мы обязаны заранее подумать, какие цели достижимы в этом направлении, где находятся границы допустимого, и каковы будут последствия для самой сущности корпорации – и, шире, для общества в целом.

Научно-технический прогресс и развитие корпораций на протяжении последних двух столетий оказались столь тесно переплетены, что порой их влияние становится неразличимым. С момента промышленной революции, ознаменовавшей переход от ремесленного производства к фабричному, именно корпорации стали главными агентами внедрения, масштабирования и монетизации научных открытий. Если наука генерирует идеи и расширяет границы возможного, то корпорации действуют как инструмент их трансформации в повседневную реальность: от массового распространения электричества и автомобилей до интернета, мобильной связи, атомной энергетики и генной инженерии.

Сегодня крупные компании не просто следуют за научно-техническими сдвигами – они всё чаще становятся их инициаторами. Через частные исследовательские центры, стратегические альянсы с университетами, покупку перспективных стартапов и активное участие в венчурном финансировании, корпорации формируют повестку научных исследований. Именно они решают, какие технологии получат инвестиции и распространение, а какие – останутся на полке. Это превращает их не только в потребителей знаний, но и в архитекторов будущего.

Параллельно происходит иное важное смещение: власть над наукой и технологиями концентрируется в руках ограниченного числа транснациональных игроков, обладающих колоссальными ресурсами, инфраструктурой и доступом к данным. Такие корпорации не просто определяют развитие отдельных продуктов – они формируют направления и темпы эволюции целых отраслей. И если раньше будущее науки определялось академическим сообществом и государственными приоритетами, то сегодня оно в немалой степени диктуется корпоративной логикой, где ключевым фактором является не фундаментальное знание, а рентабельность, масштабируемость и конкурентное преимущество.

Все материальные проявления современного мира – от еды на наших столах до одежды, транспорта и жилья – так или иначе опираются на деятельность корпораций. Мы живём в реальности, архитектуру которой выстраивают не только государства, но и коммерческие структуры, организующие производство, логистику и потребление на глобальном уровне.