На улице Коноплянниковой они оказались минут через пять.

На одной ее стороне жались тесные новостройки. Из их серой каменной массы, как любопытные жирафы, высовывали головы желтые краны. Стройка отползала вглубь района, захватывая все новые и новые территории. На другой стороне улицы стояли старые деревянные домики деревенского типа и мрачные коттеджи-крепости, сооруженные в суровых девяностых.

Улица упиралась в густые заросли сиреней, из дымки которых, словно колонны, поднимались к небу неохватные стволы древних лип и кленов.

Там действительно было старое кладбище – Алиса вспомнила.

А за кладбищем в низинке ручей…

Дорога уперлась в пышный рябинник. Машина остановилась под накренившимся фонарем. Его свет рисовал на асфальте желтый круглый блин.

Сумерки сгущались.

Алиса дернула ручник, вынула из зажигания ключи и отдала Диане.

– Хочешь, я с тобой схожу? – виновато предложила та. – Если нужно…

Алиса мотнула головой.

– Не нужно. Я сама. Спасибо за помощь.

– Да не за что. А Копылков, конечно, идиотина полная…

– Угу. – Алиса забрала с заднего сиденья игрушку. – Куда мне идти?

– По той тропике. – Диана указала на едва заметную дорожку между кустами и забором красивого двухэтажного дома, обшитого серым сайдингом. – Дом бабы Груши по левую сторону будет. К старому кладбищу впритык.

– Ладно. До свидания. Спасибо еще раз за помощь, – сказала Алиса, кивнула на прощание и, ежась от вечерней прохлады, пошла в указанном направлении.

– Погоди! – Диана нагнала ее у кустов. Сунула свою джинсовую куртку. – Возьми. А то холодно. Платье у тебя конечно…

– Не нужно. Я такси вызову, – отказалась Алиса.

– Бери. – Диана накинула куртку Алисе на плечи. – Вечер холодный. А возвращать не надо. Дарю. И… это… извини за все.

Они разошлись, каждая в свою сторону. Куртка, видимо давно лежащая в машине, пропахла бензином и ментоловым автомобильным ароматизатором, но зато в ней было тепло. И нелепый, расшитый блестяшками лиф платья она скрывала...

Дорожка тянулась вдоль зеленого забора. Всю дорогу по другую его сторону за Алисой бежала невидимая собака. Она поскуливала, фыркала и периодически царапала лапами профлист.

Слева от тропы клубился невесомый рябинник. За ним непролазной стеной стояли сирени. И липы раскидывали в выси кроны, как купола. Редкие фонари бросали на тропинку грязные пятна тусклого света, а вокруг назревала тьма.

Дом бабы Груши выглянул из густой весенней зелени. Со старым кладбищем он буквально сросся. В паре метров от калитки высился памятный камень – такие в конце девятнадцотого века ставили вместо надгробий. На нем было что-то написано, но Алиса не стала читать.

Не до этого.

И черная чугунная оградка с острыми витиеватыми стрелками на столбах прижималась к низкому палисадникчку почти вплотную…

Свободной от ноши рукой Алиса откинула проволочный крючок, держащий калитку закрытой, и по мощеной кусками старого асфальта дорожке прошла к дому, успокаиваясь.

Несмотря на странное соседство, дом выглядел совсем не страшно. Даже уютно. В маленьких окнах горел свет, и цвели на подоконниках пышные красные герани. На открытой форточке сидела черная кошка, таращила желтые глазищи на гостью.

Пахло едой. Кажется супом…

Алиса поднялась на высокое резное крыльцо и постучала в дверь.

Никто не ответил, и она прошла внутрь. Благо, не заперто было.

Прихожая, пропахшая квашеной капустой и соленьями, встретила непроглядным мраком. Алиса с трудом нащупала внутреннюю дверь, обитую ватином. Железная ручка, шершавая от облупившейся краски и ржавчины, ожгла ладонь холодом. Резкий рывок – и в глаза ударил теплый свет круглой лампы, свисающей с балки низкого потолка. Еще отчетливее запахло едой.