в упор и засадами мстили врагам!



Не зря мы старались, терпели лишенья,


истратили тонны кровей и потов,


ломились из плена, колец окружений,


сносили ряды наступавших голов!



Не зря мы разбили врага через годы,


оставив в столице его много дыр!


Останется в памяти, книгах народов


всеобщей судьбою оплаченный мир!





По просьбе Арена Ананяна

Опиумная викторианка


Совсем изнурённая тяжкой работой,


слаба и истаскана рабским трудом.


А плоть, истощённая аж до зевоты,


меня тяготит над постельным теплом.



Мечтаю создать отдыхающий образ,


снотворное зелье испив без ума,


впустив спиртовую, прозрачную кобру


в иссохшую глотку и душу, где тьма.



Желаю покоя, любых сновидений,


в кровать уложить утомившийся вес.


Мне в этом поможет почивший уж гений


швейцарский алхимик и врач Парацельс.



Вокруг бесполезность, рутина и давка,


печальный, гнетущий и угольный фон.


Но в пабе, цирюльне, аптеке иль лавке


есть сок лауданума – дивный флакон.

Великий Сталин


Мы были почти обречённым народом,


сдававшимся в плен, отступающим вглубь,


советским испуганным, племенем, родом,


забывшим про мощь, солидарности групп,



боявшимся тьмы, псевдоправедной силы,


страшившимся злых, самозванных царей,


смотрящим с опаской на танки и жилы,


бегущим от собственных алых теней,



дрожащим под градами бомб и снарядов,


лежащим под стрелами пуль и огнём,


идущим замедленным, робким порядком,


ползущим под стрельбами ночью иль днём…



Но вскоре же сталинский, праведный голос,


приказы вождя, его горская стать,


заставив, как солнце подсолнух иль колос,


очнуться, воспрять и врага наказать!





По просьбе Арена Ананяна

Коллективный поход


Парнишка, налёгший на липкую шл*ху,


имеющий винный, мужичий запал,


в местечке, где чуть широко и чуть сухо,


вершит верховой, половой ритуал.



По вялому телу елозит мальчонка,


сношает бесчувственность плоти и дум.


Средь стонов поддельных чудная бабёнка


лишь жаждет оргазма и следующих сумм.



Юнец так старательно, гордо и скромно


вживляет, вбивает все фрикции в цель,


дрожит и краснеет по-детски, смущённо.


Но только любовь эта – фикция, мель.



В борделе средь тёртых, уставших прелестниц,


в отличие от сотоварищей, пар,


подлёгших под девок – продажных наездниц


себя сам лишает невинности, чар…

Промерзание


Мы спим три дня в извилинах траншей,


сраженья ждём, как лава остываем,


а снег, как корочка поверх всех ран, огней,


нас одеялами так снежно укрывает.



И мы, как кровь, всё медленней бежим,


и стынем тут так тупо и напрасно.


Метельный град спускается, как дым.


Мороз грызёт по-волчьи, ежечасно.



Зима пришла и хочет больше льда,


и сводит ток, венозные развилки.


Вся наша юная солдатская орда,


как эскимо и туши в морозилке.



Приказа нет. И нет ещё врага.


И солнца нет. И станет скоро поздно!


Мы леденеем тут, как малая река.


И вскоре все поистине промёрзнем…

Решённый конфликт


Исчерпаны души, осенние силы,


потрачены пули, снаряды, огни,


напичканы ямы, траншеи, могилы,


наполнены бедами ночи и дни,



измяты все хаки, укрытья, металлы,


разрыты брезенты замёрзшей земли,


раздавлены башни, форпосты и дали,


раскопаны кладбища, волны стерни,



измучены земли и фауна, флора,


избиты машины, бугры и броня,


заполнены жижей окопы и норы,


забиты осколками глади и я,



разорваны ткани, дубравные шторы,


распаханы шири, как весь материк,


разрушены склады, казармы и горы…


Вот так был улажен ненужный конфликт.

Ограждения


Плетёнки чугунных, литых ограждений


и глади кирпичных заборов, столбов,


ограды хором, цветников, учреждений,


булыжные стены этажных домов,



плетни, глинобитные стенки-дувалы,


решётки, закрывшие окна и тыл,


железные клетки, навес над подвалом,


кусты, огорожи, литые пруты,



под лентами разных перил сетки ковок,


леса проводов, арматурин, жердей,