Кафкин чуть шевельнулся и ощутил, что рука онемела. Ну что ж, будем вставать… Попытался приподняться, но тело не слушалось, и пришлось раскрыть глаза. Что это? Это что такое?
От головы вместо нормального человечьего тела шла отвратительная зелено-желтая сосиска с черными пятнами-бородавками, из которых топырились длинные черные волосья. Присутствовали также омерзительные бледные отростки, один из которых как раз и ощущался онемевшей рукой! Изловчившись, Григорий Францевич смог чуть приподняться и изогнуться на сундуке уродливой латинской буквой L.
Белая горячка? Чушь, с коммунистом такого быть не может. К тому же раньше приходилось и побольше выпивать. И ничего такого не мерещилось.
А сколько же он осилил? Да нет – не больше обычного. Ведь и ночью просыпался, и был в полном порядке, вспомнил Григорий Францевич. Книжку читал… или – не читал? А еще… «Да я ж отвар засосал, – вспомнил внезапно Кафкин. – Целый флакон! Отвар… Подарок лысого. А что лысый говорил? Не больше глотка… В неделю! А я – за один раз! Элексир бессмертия, растудыть его! Это что же? Я теперь – бессмертный? Чепуха! Не может быть!»
Паника стала волнами нарастать, и Кафкин вспомнил еще, что лысый толковал про перерождения. Даже тост поднимал за это. Вот тебе и подарочек! Опоил, скотина оранжевая! И превратил в… «Да в кого же я превратился, – в ужасе подумал Кафкин. – В змею? – Он посмотрел на свои руки. – Какие, к черту, руки, мать вашу! Просто щупальца! Сколько же их?»
Он принялся считать щупальца, и оказалось, что их – шестнадцать штук. Шестнадцать! «У змей столько не бывает, – подумал Григорий Францевич. – Змеи, они – не такие. Значит, получается, что я – гусеница? Ну, блин, спасибо, кришнаит проклятый, вот уж уважил так уважил!
А зачем кришнаиту провокация? Да очень просто: его в Индии завербовали и поручили уничтожать офицерский состав Российской армии! То-то он по стране разъезжает, подлец! Приехал, превратил офицера в насекомое, и дальше покатил. Вот диверсия так диверсия! И ведь никто не догадается!
А он, наверное, и журналюгу подкупил. Запросто. Дал ему американских долларов, а тот и рад: вербует простаков. К Верке в доверие втерся. Вот так и создаются пятые колонны! Надо сегодня же довести до компетентных органов, что в стране создана шпионская сеть под видом кришнаитского общества. Используют спецсредства и гипноз!
Эх, сейчас бы капустки пожевать! Пора выбираться из чулана». Он принялся опускать свое окончание с сундука, и в этот момент из коридора раздались голоса тестя с тещей. Они, как видно, говорили о нем. Так и есть!
– А где юбиляр? – спросил Владимир Ильич. – Ему же нас везти на вокзал. На огород пошел?
– Какое там, – ответила Надежда Иосифовна. – Наверное, смотался к алкашу-приятелю, да пьют спозаранку. Говорила Верке: плюнь на этого импотента, разведись! Нет, майоршей быть хотела. Вот и дохотелась: детей нет, муж – алкаш!
«Сама ты импотентка», – разозлился Кафкин. Хотел было выругаться, да вдруг почувствовал, что языка-то нет! И зубы отсутствуют. А верхняя губа стала твердой и большой и закрывает нижнюю. Та тоже стала твердой. Эге, а говорить-то теперь можно?
Он попытался произнести: «Здравствуйте, товарищи», но сумел выдавить только зловещее шипение. Вот непруха! Как же теперь сообщить кагэбэшникам об иностранных агентах? Записки писать?
Магаданская теща услышала шипение и насторожилась.
– Что там? – беспокойно спросила она. – В чулане. Слыхал? Вор залез?
– Да что там воровать? – ответил тесть. – Макулатура да дохлые пауки.
Осел! Какие еще «пауки»? Говорил же ему, что тут находится партийная периодика, а со временем оформится «Ленинская комната»!