Мы проезжаем мимо команды, традиционно ударяясь перчатками. Я провожу на льду еще тридцать секунд, затем еду на скамью. Тренер Зегерс хлопает меня по плечу.
– Отлично, Хейз.
Я знаю, что он скажет после. Но не время и место об этом раздумывать, поэтому просто киваю.
Мы одерживаем победу на домашнем льду со четом 4:1. Я даю короткое интервью WHL TV к концу третьего периода, и остаюсь совершенно выжатым. Дело даже не в игре. Я вымотался психологически, готовясь к этому матчу.
В раздевалке меня все поздравляют и нам с Чейзом напоминают о посвящении.
Черт.
– У меня нет времени, – тихо бормочет Чейз, натягивая свитер. Он ниже меня ростом, но как ни странно на льду это его преимущество.
– Давай я начну, – самоуверенно заявляю я. – Хотя вряд ли после меня она согласится пойти на свидание с кем-то еще.
Фыркнув, Чейз тычет меня кулаком в живот.
Меня фотографируют с моей первой заброшенной шайбой, и менеджер команды приглашает в раздевалку телевидение, чтобы вновь взять у меня короткое интервью. У меня едва поворачивается язык. Я устал, я счастлив и безумен.
В фойе мама первой набрасывается на меня, от чего я роняю сумку на пол.
– Мой малыш, – бормочет она, стискивая меня в объятьях.
Встретившись взглядом с Эйвери, я закатываю глаза. Она тихо смеется, привалившись боком к Энтони. Я стараюсь, чтобы мама не хватала меня за щеки, как маленького мальчика, но она все равно это делает.
Боже, я обожаю маму, но она такая суетливая. Они с отцом развелись, когда нам с Эйв было почти по одиннадцать. У нас был выбор: переехать с ней в Эдмонтон или остаться в родном непримечательном Досон-Крик с отцом. Эйвери не хотела уезжать от папы. Возможно, будь я один, я бы переехал в Эдмонтон не перед выпускным классом и не ради хоккея. А с мамой, еще семь лет назад. Эйв поехала бы за мной, если бы я только изъявил желание. Она всегда шла за мной. Мне было одиннадцать и, наверное, я буду этим гордиться, как самодовольный болван, но знаете, у меня в багаже не так уж и много поводов для гордости.
В общем тогда я решил поступить так, как хотела сестра. А она хотела остаться с отцом. И не то чтобы я был против. У меня идеальные отношения с папой. Перспектива большого города манила уже тогда.
Но сейчас все так, как и должно было быть и жалеть не о чем. Ну, почти.
Многочисленные браслеты на маминых запястьях звенят, когда она пытается убрать отросшие волосы с моего лба. Я пытаюсь увернуться, оглядываясь и молясь, чтобы никто из команды этого не увидел. Что маловероятно.
Фойе полно хоккейных болельщиков, телевидения, родителей и друзей «Росомах». До меня все еще медленно доходит осознание того, что я часть всего этого безумия.
– Куда мы поедем праздновать? – Мама надевает на свои кудрявые распущенные волосы шапку.
– Может, в нашу любимую «Бастерс Пицца»? – предлагает Эйвери.
Как же заманчиво звучит. Но тут я обращаю внимание на Майкла и Джерри, кивающих мне головами. Я вопросительно смотрю в ответ. Майкл незаметно тычет пальцем в сторону.
Я смотрю туда, куда он указывает. Она снова стоит у стены в своей неоновой куртке, уткнувшись в телефон. На этот раз на ее голове розовая бейсболка, на ногах короткие штаны и мартинсы.
Сейчас? – взглядом спрашиваю я.
Джерри кивает.
– Ноэль? – Мама привлекает мое внимание.
Я смотрю на нее, несколько раз моргнув.
– Э-э, наверное, я сегодня отпраздную это с командой.
– Ну, слава богу, – выдыхает Эйвери. – Мы уже месяц не можем в кино сходить.
Энтони фыркает, обняв ее за плечи, а мама посылает эй укоризненный взгляд.
– Эйвери.
Но моя женская копия пожимает плечами, высунув кончик языка. Мы смотрим друг на друга. Она знает, что у меня в голове. Будто у нас одно сознание на двоих. В общем-то, так оно и есть.