— Да че ты трясешься, как осиновый лист, не трону я тебя, говори, че надо и проваливай, я чего-то не в настроении сегодня долгие беседы вести.

— Я хотела поблагодарить, — я повернулась к Мише, он стоял, облокотившись плечом на дверь и внимательно смотрел мне в глаза. — За бабушку, за… Я все верну, обязательно, позже, не сразу, но… только мне нужно знать, во сколько это все обойдется и я…

— И как ты собралась возвращать? Или все-таки отблагодаришь?  — он перебил меня резко и оскалился, глядя на меня, как лев на овечку.

— Что…

— Ну а че? В прошлый раз ты не знала как, теперь вот знаешь. Сама же пришла.

Он говорил с кривой усмешкой на губах, бил словами наотмашь, а я в очередной раз пожалела о своей бесконечной глупости. Но он ведь помог, и я просто подумала, лишь на несколько минут представила… А нет, вот она реальность. Вот он Багиров, такой какой есть. Зачем я только пришла, глупая. И чего мне дальше делать? Хотя нет, я прекрасно знала, что мне нужно делать.

— Я отдам…

Я заикалась, сжимала руки в кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони, чтобы хоть что-то чувствовать, кроме огромного разочарования, снежным комом накатившего на меня с последней фразой Багирова.

—Нет, у тебя таких денег, Зайцева.

— Я найду, одолжу, — настаивала на своем. Он в общем-то прав был, я же не дура, прекрасно понимала, что такой уход и такие условия стоят дорого, очень дорого.

— Ты — дура? — он произнес это так грубо, так резко, и посмотрел на меня таким бешенным взглядом, что мне захотелось оказаться где-нибудь подальше, хоть бы на северном полюсе, лишь бы не здесь, не в этой квартире и давящей обстановке. — Где ты находить собралась, я видел, как ты живешь, не смеши меня.

И если до этого мне было обидно, то сейчас стало просто невыносимо это слушать. Да я не жила в элитной новостройке, где цена одной вот такой квартиры была выше, чем цена всего дома, в котором я жила. Но это никому не давало права меня унижать подобным образом.

— Это не твоя забота, где я буду искать деньги…

Багиров хмыкнул.

— Дай угадаю, к Ракитину своему побежишь? С ним расплачиваться приятнее, чем со мной?

— Я думала, ты можешь быть другим, думала…А ты…Просто я дура.

Мне стало так мерзко, от слов его гадких, от взгляда этого сканирующего и ухмылочки победителя жизни. И в этот момент мне его совсем не жаль было, и плевать стало совершенно на то, что с ним случилось и почему он так долго не появлялся. Я бросила напоследок какой-то непонятный набор слов и рванула в сторону двери, только проскочить не удалось, меня больно схватили за руку и потянули назад.

— Отпусти меня, отпусти, — забрыкалась, ударяя кулаками везде, куда только доставала. Миша морщился от боли, еще бы, на нем и так живого места нет, но не отпускал, а потом и вовсе прижал к стене, навалившись на меня всей своей массой и зарывшись носом в мои волосы.

— Ну вот зачем ты пришла, бля, зачем говоришь такие вещи. Что ты там собралась возвращать, — прошептал прямо в макушку, продолжая держать прижатой к стене и не позволяя шевельнуться. — Думаешь, я для этого помог, чтобы ты, бля, мне чего-то там возвращала?

— Но ты сказал, — я всхлипнула, — и тогда тоже.

— Ник, ты дура? — повторил уже заданный сегодня вопрос и, подцепив мой подбородок, поднял голову и заставил посмотреть в ему в глаза. — Я пошутил, бля, а ты деру дала, да, тупо вышло.

— Сам дурак, — кажется, это единственное, что я услышала.

— Блядь, ну вот нахрена ты пришла, я же не выпущу теперь, не сбежишь же, — он говорил, нашептывал что-то, а я уже не слушала практически. Потому что воздуха не хватало, потому что голова кружилась и руки Багирова, бесстыжие, но такие теплые и приятные уже во всю блуждали по моему телу, гладили, сжимали. И я, наверное, дура, потому что оттолкнуть надо было, бежать отсюда, после слов его, после всего-того, что между нами было, а я продолжала стоять, позволяя прижимать меня к стене.