Так, как я устаю сейчас, я не уставал никогда.

Ни в шахте, ни на промысле.

И я не в претензии за это, потому, что сам выбрал свой путь, и убедился в том, что когда увлечение превращается в работу, дел становится очень много. И все-таки три четыре раза в году, мы с детьми собираемся вместе и едем на рыбалку.

Это здорово, что мне удалось еще с детства подружить детей с природой. В наше, очень опасное соблазнами и трагедиями время – природа очищает душу, а, значит, освобождает место в душе для голоса. Никакие проповеди не могут сравниться с рассветным лучом солнца, делающим листву прозрачной и называющим все цвета в природе своими именами, или временем, когда последнее дневное тепло и вечерние сумерки сливаются, не противореча, друг другу.

Природа – это первый голос души. И хорошо, что мои дети знают это.

У одного моего товарища, добрейшего, кстати сказать, человека, возникли проблемы с сыном, и он рассказал мне о них:

– Просто не знаю, что делать. Я ему икру покупаю, говорят, она кровь очищает, а сын просит покупать сигареты, – я посоветовал:

– Купи не икру, а корзинку для грибов…


Однажды, когда мы собирались на рыбалку, сыновья в очередной раз озадачили меня:

– А Пушкина вы читаете? – уже не помню, к чему спросил я. Скорее всего, это была просто стандартная дань воспитательскому занудству. Кстати, между всем прочим – учителем мне тоже побыть пришлось, когда на Обской губе, в Яптик-сале, на гусином мысе, я оказался, единственным на тысячу километров, человеком с высшим образованием, и был отправлен, вместо рыболовецкой бригады, преподавателем в интернат для оленеводских детей: «А Пушкина вы читаете?»

– Это того, о котором Булгарин сказал: «Великий был человек, а дал себя подстрелить, как зайца»?..


Я не поленился и позвонил в Академию наук, в секцию русской словесности, и кто-то из великих, может быть сам академик Мовдзолевский, ответил мне:

– Булгарин действительно произнес эти слова. Но он не осознавал величия момента. Того момента, в который, для всех просвещенных людей России, включая и наших современников, время остановилось навек. Простите, а с кем я говорю?

– С человеком, похожим на Булгарина, – вздохнул я…


Удивительно, но я занимался своим образованием всю жизнь, а сыновья, кажется, никогда не занимались – но они знали о Булгарине, а я – нет.

Может, то, чем занималось мое поколение – называется не образование, а, как-то, иначе?

Впрочем, это воспоминания, а мой старший сын находился в моей среде обитания.

– Сынок, я сейчас чайник поставлю, позавтракай со мной.

– Пап, я на минутку. Я уже перекусил в «Макдонадсе». В вашем районе у меня дела были. Отвозил бумаги в управление, и в правление одной фирмы.

– А чем правление отличается правление от управления?

– Не забивай себе голову мелочами, папа, – вздохнул сын, ощущая бесперспективность моего бизнес-просвещения, – Тут вот какая вещь, мама хочет плащ купить.

– Кожаный, – вставил я. Интересно, что называется: «Забивать себе голову мелочами»?

– Уже знаешь?

– Я-то – знаю. А откуда знаешь ты?

– Вчера весь вечер с тетей Жанной по телефону разговаривала. У тебя деньги есть?

– Я найду, Серега.

– Да, ладно. Вот двести. Папа, я бы больше дал, но меня сейчас у самого не очень, чтобы очень.

– А почему ты сам маме не дал денег?

– Так она ведь у тебя спрашивать будет.

– Почему ты думаешь, что она попросит у меня, а не у кого-нибудь другого. У той же тети Жанны, например?

Сын ответил с прагматичностью, над которой я никогда не задумывался:

– Потому, что другим отдавать надо, – потом добавил, – А ты у нас, папочка, сам по себе – подарок…