Галина Александровна была серьезным, профессионально грамотным врачом, никогда не манкировала своими обязанностями – ни в момент успехов мужа, ни в период его опалы. Держалась ровно, хорошо относилась к больным, умела отстаивать их интересы. Командование госпиталя, в первую очередь его начальник генерал-майор медслужбы Николай Михайлович Невский, подошло к аттестации Г.А. Семеновой объективно, по совести преодолев искушение подыграть известным настроениям начальства. Галина Александровна продолжала служить. Правда, в самом конце 50-х – начале 60-х годов, в период «расцвета» опалы Жукова, на нее неоднократно подыскивался компрометирующий материал. Но никого из врачей госпиталя не удалось подбить на такое неблаговидное дело. Впоследствии ряд врачей ГВКГ им. Бурденко, ее товарищей по работе (О.В. Шныренкова, Г.К. Алексеев), бывали в доме Жуковых чаще меня.
Должен подчеркнуть, что почти всегда я видел маршала только в домашней обстановке и лишь однажды – на полигоне. Все встречи проходили в период его опалы. Правда, с момента прихода к власти Л.И. Брежнева опала стала существенно менее заметной, и жизнь жуковской семьи приблизилась к нормальной. Брежнев относился к Жукову лучше, чем Н.С. Хрущев.
Что можно сказать о Жукове в домашней обстановке?
Маршал отлично понимал, что переступающий порог его дома, особенно совершающий это паломничество впервые, волнуется совершенно невероятно. Видимо, подобное волнение новичка столь закономерно, что у Георгия Константиновича выработалось особое поведение для начала первого приема: он совершенно не замечал волнений новичка и становился необычайно простым и доступным.
Проходило полчаса, сверхволнение гостя сходило на нет, и Жуков становился обычным для дома – подчеркнуто гостеприимным, но всегда сохраняющим с вами некоторую дистанцию.
Обычно Георгий Константинович охотно выступал в роли рассказчика, останавливаясь чаще всего на значительных обстоятельствах собственной жизни, а значит, по большей части – на обстоятельствах войны. Он явно не любил направляющих вопросов и тему рассказа выбирал обычно сам. Вопросы уточняющего характера принимались спокойно, по-деловому.
Рассказы о войне касались как Первой мировой и Гражданской, так и Великой Отечественной. Львиная доля рассказов, естественно, падала на Великую Отечественную. Этой темы он касался особенно охотно, правда, в основном отсчет как бы велся с Московской битвы. Самое начало войны, Ельню, Ленинград, вспоминал сравнительно мало.
Я не слышал ни одного пространного рассказа маршала о первой половине 1941 г., непосредственно примыкающего к войне. Думаю, это не случайно. Жуков, как это видно из его мемуаров, был во многом не удовлетворен своей деятельностью в первые семь месяцев 1941 г. В его пользу можно напомнить, что начальником Генштаба он пробыл перед войной менее полугода. Также следует уточнить, что ранее он никогда не был на штабных должностях. Конечно, возглавляя Генштаб, Жуков терял в определенной мере свои важнейшие преимущества – быстрое проникновение в суть боевой обстановки и необычно плодотворное понимание существа боя. Все это так. Но, видимо, червь сомнения маршала все-таки грыз. Ему казалось, что он как начальник Генерального штаба что-то недоделал. А недоделок Жуков не прощал никому, включая себя. Слабым утешением была высказанная кем-то мысль, что вряд ли К.А. Мерецков