Хочу теперь сказать, что я, читая и перечитывая эти слова, в которых заключена мудрость, чувствую глубокое смущение по поводу своей жизни, которая отмечена ошибками и неправильными поступками, иногда очень постыдным поведением и некоторыми выборами и решениями, которые, я уверен, расцениваются другими как странные и непростительные. Но, хотя я глубоко раскаиваюсь за боль, причиненную другим людям, я невыразимо благодарен за все, чему я научился и чему мне еще предстоит научиться, всем тем людям, которые встретились в моей жизни. Я прошу у всех прощения за медлительность этого обучения. При этом Бог советует мне простить самому себе все ошибки и неудачи и не жить более в страхе и с чувством вины, но всегда стараться, стараться, стараться видеть все больше и дальше.
Я знаю, что именно этого Бог хочет для каждого из нас.
Нил Доналд УолшСентрал-Пойнт, штат ОрегонРождество 1994 года
1
Весной 1992 года – помнится, это было в канун Пасхи – в моей жизни произошло необычайное явление. Бог начал разговаривать с вами. Через меня.
Позвольте мне объяснить.
Я был очень несчастен в тот период времени в личном, профессиональном и эмоциональном планах, и мне казалось, что жизнь моя не удалась. А так как за годы у меня сложилась привычка выражать свои мысли на бумаге в виде писем (которые я обычно так и не отправлял), я взял объект моих откровений – желтый блокнот – и начал изливать свои чувства.
На этот раз, вместо того чтобы писать письмо человеку, с которым были связаны, как мне представлялось, мои мучения, я решил обратиться прямо к источнику, к самому главному мучителю. Я решил написать письмо Богу.
Это было злобно-страстное письмо, полное недоумений, передергиваний и порицаний. И с кучей гневных вопросов.
Почему моя жизнь не складывается? Как заставить ее наладиться? Почему я не могу найти счастья во взаимоотношениях с другими людьми? Неужели нормальные деньги будут избегать меня вечно? И наконец, крик души: чем я заслужил такую жизнь, которая состоит из непрекращающейся борьбы?
К моему удивлению, в тот момент, когда я закончил записывать последний из моих горьких безответных вопросов и уже приготовился отложить карандаш в сторону, моя рука задержалась над бумагой, словно удерживаемая какой-то невидимой силой. Внезапно карандаш начал двигаться сам по себе. Я и понятия не имел, что собираюсь написать, но мне показалось, что я это сейчас узнаю, и я решил не сопротивляться. На бумаге появилось…
Ты на самом деле хочешь получить ответы на все эти вопросы или просто выпускаешь пар?
Я моргнул… и затем мой разум нашел ответ. И я тоже написал его на бумаге.
И то, и другое. Конечно, я выпускаю пар, но если у этих вопросов есть ответы, то я чертовски уверен, что хочу их услышать!
Ты «чертовски уверен» во многом. Но не лучше ли быть «божественно уверенным»?
И я написал:
как это понимать?
Не успев понять этого, я уже начал беседу… и при этом писал не столько от себя, сколько под диктовку.
Эта диктовка продолжалась три года, в то время я и понятия не имел, к чему она приведет. Ответы на вопросы, которые я записывал на бумаге, не были мне известны вплоть до того момента, когда я записывал свой вопрос полностью и отгонял прочь свои собственные мысли. Часто ответы приходили быстрее, чем я мог записывать их, и я ловил себя на том, что черкаю каракули, лишь бы успеть. Когда меня смущали какие-то слова или я терял ощущение того, что они приходят из некоего внешнего источника, я откладывал ручку и уходил от диалога до тех пор, пока вновь не чувствовал себя вдохновленным – прошу прощения, но это единственное слово, которое подходит, – вернуться к желтому блокноту и снова начать записывать.