Его предпринимательский риск всё чаще приобретает в свете черты авантюры. Мальцовская самодержавность уже оборачивается самодурством. Промышленные вложения трактуются, как мотовство. Меценатство как придурь. Семья ропщет. Жена кляузничает. Все требуют денег. А они застряли в правительстве, которое вдруг расхотело оплачивать крупнейший мальцовский госзаказ. И вернулось на импортные рельсы, отказав, по сути, русским промышленникам в поставке своих паровозов для отечественных железных дорог.
Крепостнической или даже полукрепостнической мальцовской промышленной империи выпутаться из такой передряги было очень сложно. По сути это был приговор, вынесение которого удалось только отсрочить, но не избежать. В 1885 году заводы Мальцова стали банкротами. Самого Сергея Ивановича еще раньше отстранили от дел. Под предлогом умалишенности. И отправили в Крым выращивать цветы и дышать воздухом. Промышленная империя магната попала под казенное управление и постепенно пришла в упадок. До прежних мальцовских высот она уже не поднялась никогда: ни до революции, ни после.
Авиаконструктор Семен Лавочкин
Среди главных зодчих советской авиации он самый, пожалуй, камерный. Из генералов – на вид менее всех воинственный. На старых канонических фото – этакий сдержанный, мягкий аристократ, явно не по своей воле облачившийся в грозный китель со звёздами. Не то чтобы неприметный, скорее никогда не старавшийся попусту выпячиваться и ослепительно сиять. Хотя сиять было чем всегда: две Звёзды Героя
Соцтруда, четыре Сталинские премии, слава создателя лучших истребителей Второй мировой войны, основание в подмосковных Химках крупнейшего машиностроительного комплекса, снискавшего славу не только в авиа-, но и ракетостроении, а в последующие годы – и в космосе. Все эти достижения уместились в недолгую жизнь Семена Алексеевича Лавочкина – выдающегося нашего авиаконструктора. Впрочем, не только авиа, но и создателя новых систем ракет, о которых, однако, очень долго никому не разрешалось поведать…
Родители прочили сына в адвокаты, или в медицину, или на худой конец – желали б видеть его успешным на театральном поприще. В патриархальной еврейской семье смоленского учителя – вполне обыденный выбор. Семен не подчинился ни одному из родительских предначертаний – с запасом знаний нескольких языков, золотой гимназической медалью в кармане, отбарабанив два года срочной в Красной Армии, поступает в Бауманский. На аэромеханика. Даже в высокообразованной среде семейства Лавочкиных такой выбор сына сочли чересчур экстравагантным. Что такое авиация в 20-годы, ещё знали мало. Точнее уверены были в том, что прожить на средства от такого рода технических чудачеств будет куда сложней, нежели за счёт гонораров адвоката или доходов врача.
И были отчасти правы: семь лет учебы Семена в институте и первые годы работы молодого авиаконструктора в разных КБ – это была вечная нужда. Правда, лишь материальная. Интеллектуально же Лавочкин пребывал в чрезвычайном изобилии. Старт работ у опытных французов Ришара и Лявиля оказался богатым на приобретенный опыт. А встреча с Туполевым вообще оказалась подарком судьбы. Практика Семена на его проекте первого советского бомбардировщика АНТ-4 – бесценный вклад в копилку озарений будущего создателя супер-истребителей Ла-5 и Ла-7.
Впрочем, первым собственным массовым самолётом Лавочкина был ЛаГГ-3. В соавторстве с Горбуновым и Гудковым. 1940 год – самый канун войны. Советское руководство спешно извлекало уроки из военных стычек с немцами в ходе испанских событий. В том числе – в небе. Выяснилось: наши истребители серьезно уступают немецким – и в скорости, и в вооружении. Задача: сделать новый самолет. Или – несколько. Вызов приняли десятки КБ. К финишу дошли немногие, в том числе – конструкторские коллективы Яковлева, Микояна и Лавочкина с Горбуновым и Гудковым. Модель должна была быть быстрой, легкой, «кусачей», маневренной, экономичной и технологичной. В небе надвигались грозовые тучи новой войны, и все понимали, что медлить Советскому Союзу с конкурентным истребителем никак нельзя. Он должен подняться в небо незамедлительно.