21 Немного спустя, когда Ирод в свой день рождения делал пир вельможам своим, тысяченачальникам и старейшинам Галилейским, дочь Иродиады, Саломея, дивной пляской угодила ему,

^>22 и сказал ей царь: проси у меня, чего хочешь, дам тебе даже до половины моего царства.

^>23 Она спросила у матери своей: как ей быть? Та отвечала: проси головы пророка. Ибо не уцеломудрилась от вразумлений Ионахана и затаила злобу.

^>24 И сказала царю Саломея: Пусть принесут мне тотчас на блюде голову Ионахана.

^>25 Ирод не посмел отказать ей и повелел отсечь голову пророку. И принес ее стражник на блюде, и отдал Саломее.

^>26 Ученики Ионахана, узнав об усекновении честной главы своего учителя, пришли и взяли тело его, и положили его во гробе в Самарянском городе Севастии.

^>27 Так закончил земные дни свои пророк великий, призванный просветить сидящих во тьме и сени смертной.

^>28 И опустела Ионаханова крестильня, ибо без пророка священные воды Иордана суть купальня Ирода.

^>29 И ныне заграждаются здесь уста тех, которые не вняли проповеди посвятившего свои труды и все помыслы сердца своего славе Господней.

(Книга Элии. II, 1-29 )

Редакционная текучка плохо совмещается с размеренным образом жизни, регулярным сном, производственной гимнастикой и номерной системой диет.

Весь день Михайлов крутился как белка в колесе, забыв о такой немыслимой роскоши, как обед по расписанию или хотя бы просто обед, без всякого расписания.

К вечеру на него напал настоящий жор: умяв зингер, пару твистеров и пакетик хрустящих крылышек, приготовленных в ближайшей забегаловке по рецепту знаменитого американского полковника, он запил все это холестериновое преизобилие холодной кока-колой и сразу почувствовал себя пузырящимся от газов термальным источником.

Ночью у него не на шутку разболелся живот. Он опрокинул в себя столовую ложку альмагеля, который на вкус, цвет и запах был больше похож на клей ПВА и при ближайшем рассмотрении действительно оказался клеем ПВА (квартировладельцы почему-то держали его в кухонном шкафчике в бутылочке из-под одноименного лекарства) и до утра стоически боролся с последствиями своего опрометчивого шага.

Ощущения были не из приятных. Он не стал ждать окончательного обрушения желудочно-кишечного тракта и срочно наведался в туалет: положил два пальца в рот и, периодически издавая что-то вроде боевого клича апачей, распрощался с ужином. Потом, как в паровозную топку, забросал в себя целую упаковку активированого угля и выглохтал полчайника воды. И не было ему ни минуты покоя: он никак не мог решить, набрать ему номер «Скорой помощи» или, дождавшись наступления рабочего дня, самому отправиться в ближайшую поликлинику на прием к гастроэнтерологу. В итоге он не сделал ни того, ни другого, предоставив произойти тому, что должно было произойти.

Лишь перед рассветом боль немного улеглась и ему удалось забыться в тревожном, раздерганном полусне. Сквозь дрему ему являлись самозакапывающиеся покойники (не правда ли, очень эргономичная идея?) и какой-то назойливый тип в шляпе Боярского, который все время спрашивал у него, как пройти в бутербродохранилище Библиотеки Конгресса. Потом приснилась та самая Книга, на языке древнем и неведомом, каким говорили иудейские пророки с гневливым Яхве, и он читал ее без посредничества слов и знаков, понимая смысл прочитанного каким-то сверхъестественным, невербальным способом, и Книга звучала в нем, как колокол в пустом храме или глас вопиющего в пустыне…

Утро выдалось безрадостным. Между тем, услышанный по радио гороскоп сулил ему тихий, спокойный день: дом – работа – дом и даже некое романтическое приключение.