Пока она умывалась, Гизел успела застелить постель и разложить поверх все ее платья.

– Что наденете, мадхен Хантц?

Вообще-то платьев было не так уж много, вероятно, у других девиц этого добра побольше. Мара неохотно оглядела все, взгляд остановился на розовом, и Гизел тут же показала на него:

– Вот это? Оно самое модное.

А ей почему-то не хотелось. Наверное, потому что дядя настаивал, чтобы она надела именно его.

– Нет. Вон то, голубое.

Платье тоже было красивое. И не такое открытое, как розовое. Квадратный вырез каре был отделан узкой полоской вышивки, и такая же вышивка шла по низу рукавов, а по подолу рисунок был крупнее. В остальном же никаких излишеств.

– Вот это? Что ж, я сейчас подготовлю его.

Сейчас? Мара скептически посмотрела на складки и заломы на платье, образовавшиеся оттого, что оно лежало сложенным в сундуке. Она же ничего нормально разгладить не успеет. Надо было делать это все раньше, благо времени было полно. Но сейчас поздно спохватываться, сама виновата, проспала весь день.

– Хорошо, – сказала она. –  Но впредь постарайся готовить платья заранее.

Гизел аж покраснела от злости.

– Разумеется, мадхен Хантц.

Поклонилась ей и вылетела из комнаты. Вернулась с утюгом, пыхтела и громыхала, но справилась действительно быстро. Разложила платье и проговорила:

– Вот.

Мара посмотрела на служанку и проговорила:

– Спасибо, Гизел. Руки у тебя просто золото.

Девушка неожиданно смешалась, выдавила неловкую улыбку и сказала, шевельнув крупными кистями:

– Ну что, мадхен, будем одеваться? А то уже время.

Потом она одевалась. Платье село идеально, не солгал тот торговец. Почему-то воспоминание о нем было неприятным.

Чем ближе подходил момент, тем больше Мара начинала нервничать. Хоть она и говорила себе, что это просто ужин. Возможность вкусно поесть, не более того. Там будет столько народу, что ее никто в этой толпе не заметит. А все равно волнение поднимало голову.

Служанка укладывала ее волосы, а она невидящим взглядом смотрела в зеркало. Наконец та сказала:

– Вот, мадхен. Готово.

Мара невольно замерла, глядя на себя. Непривычно. Волосы были уложены в широкую сложную косу. Она еще как-то подвернула ее внутрь и подколола шпильками. Прическа открывала шею и делала ее зрительно длиннее. И из-за этого она казалась себе голой. Но девушкам не полагалось никакой вуали, это замужним особам и вдовам. Пришлось примириться с новой собой.

– Красиво, – проговорила Мара.

Хотела поблагодарить, но тут в дверь постучали. Вошла сухая, прямая матрес Фоурм, оглядела ее и выдала:

– Мара-Элизабета Хантц. На ужин.

И Мара пошла  за ней следом, стараясь не думать о том, что сейчас она, возможно, встретится с королем.

Когда распорядитель вел сюда, Мара не особенно успевала смотреть по сторонам. От волнения и усталости у нее все сливалось в какое-то цветистое пятно. Единственное впечатление, которое у нее осталось, это то, что здесь богато.

Сейчас она внимательно присматривалась к деталям. Поражало все. Резная мебель с инкрустациями, тяжелые ткани, затканные золотом, искусная ковка. Здесь были картины, дорогая посуда в горках.

Суровый снаружи, королевский замок блистал богатством и красотой изнутри.

Конечно, каждая из претенденток хотела бы стать хозяйкой всего этого выставленного напоказ великолепия.

И еще где-то здесь, в недрах замка, должен был храниться великий Ледяной Клинок – легендарный меч, когда-то в древности давший имя династии. Говорили, будто Ледяной Клинок магический, он обладает невиданной силой и делает короля непобедимым.

Еще Мара слышала, что покойный король, отец Родхара, надевал этот меч среди прочих регалий на свадьбу, ее батюшка как-то оговорился шепотом, что на самом деле меч обычный стальной, просто узоры на нем похожи на морозные.