– Мне кажется, вы говорите все это, исходя из собственного опыта, профессор, – осторожно заметил Том Невинсон. – Вы наверняка знаете, какие слухи ходят о вашей прошлой службе, и она не всегда была связана с университетом…

– Да, конечно. К счастью, не всегда. Но имей в виду, по большей части все это вранье. Не более чем академические легенды, придуманные ради того, чтобы оживить наши скучнейшие high tables[8].

– Да, но вы только что расхваливали всякого рода секретность. Секретность как высшую форму влияния на мир, насколько я понял. И ведь нет никаких сомнений, что сами вы имели дело именно с секретными службами.

Уилер с хитрым и нетерпеливым видом выпустил воздух между зубами, словно говоря: “Надо же!” – или: “Какая ерунда!” А может, прошедшее глагольное время, которое употребил Томас, показалось ему не слишком подходящим.

– Думаешь, кто-то не работал на них в ту пору, когда пригребали всех мужчин подряд, да и всех женщин подряд, само собой разумеется. Некоторым женщинам пришлось очень дорого за это заплатить. – Он замолчал, словно о ком-то вспомнил.

Том задумался, не была ли Вэлери, его умершая жена, о которой он так редко говорил, одной из них, то есть из тех, кому пришлось за это очень дорого заплатить.

– И тут нет ничего из ряда вон выходящего. Скажем точнее: они брали тех, кто больше годился именно для такой работы, а не для пилотирования самолетов, морского флота или сражений на поле боя. От меня, например, толку бы там было мало. И наоборот, есть люди, подходящие для темных и секретных заданий. Хотя на самом деле большинству такое не по плечу: они не владеют языками, у них нет нужных знаний или слишком открытый нрав, они не способны лгать и носить маску, или слишком совестливы и щепетильны, или им не хватает самообладания и выдержки, а в военное время нельзя разбрасываться людьми, отправляя их заниматься тем, к чему они не приспособлены. Хотя так традиционно поступали вы, испанцы. – Неожиданно он отнес Тома к испанцам, хотя обычно разговаривал с ним как с британцем. – Начиная с того, что ставили в командиры совершенно негодных для этого типов, и такая застарелая привычка – или традиция – до сих пор у вас сохраняется: ваш диктатор – бездарь, но умеет ловко притворяться, как и все прочие. Без нашей помощи во время войны на Пиренейском полуострове вы бы до сих пор жили под оккупацией…

Так и сегодня называют в Англии Войну за независимость против Бонапарта. Том не обиделся – в конце концов, он считал своими обе страны.

– Да, конечно, стратегический талант Веллингтона и так далее, – сказал он, чтобы избежать экскурса в историю. И действительно избежал, поскольку Уилер вернулся к прерванной теме:

– Но и сегодня существует нужда в вас, людях талантливых, будь уверен. То есть и во времена, казалось бы, мирные. Мирное время, оно, к несчастью, мирным всегда только кажется, оно нестабильно, это фикция. Естественное состояние для жителей земли – война. Часто открытая, если не латентная, или потаенная, или лишь отсроченная. Есть большие группы людей, которые всегда стараются навредить остальным либо отнять у них что-то, то есть на земле всегда царят вражда и раздоры, а если не царят, то это только вопрос времени, они только дожидаются подходящего случая, чтобы воцариться. Когда нет войны, есть угроза войны, и вы, талантливые, способны удерживать ситуацию на этой фазе, на фазе оттягивания войны, на фазе одной лишь угрозы. Пока война находится в зачаточном состоянии и еще не развязана. Вы способны предупреждать войны – скажем, отвлечь внимание на что-то другое и тем самым избавить от них ныне живущие поколения, чтобы войны разразились позднее, когда страдать придется уже другим, и, возможно, уже другие талантливые снова будут стараться предотвращать их. Вот что значит влиять на судьбы мира, Томас. Хотя бы чуть-чуть. Скажем так: затыкать щели и сдерживать… временно. Тебе кажется, что этого мало?