Но и у Паустовского мы находим строки о «встревоженном войной и междоусобицей» Кавказе, прямо касающиеся задач Берии: «На любом повороте горной дороги можно было получить пулю в спину… Успокоение приходило на Кавказ медленно, исподволь, только с приходом Советской власти».

А «карающим мечом» Советской власти на Кавказе была ГрузЧК. И в Тифлисе чекисту Берии надо было работать не менее напряженно, чем в Баку. К тому же он – член бюро партийной ячейки и член Тифлисского Совета рабочих и солдатских депутатов.

«Принимая во внимание всю серьезность работы и большой объект, – писал Берия, – отдаю таковой все свои знания и время, в результате в сравнительно короткий срок удается достигнуть серьезных результатов, которые сказываются во всех отраслях работы: такова ликвидация бандитизма, принявшего было грандиозные размеры в Грузии, и разгром меньшевистской организации и вообще антисоветской партии, несмотря на чрезвычайную законспирированность».

Литературному стилю Берии далеко до совершенства, но он ведь приехал в Тифлис не за материалом для новых книг. И не без законной гордости он напоминает, что уже первые результаты его деятельности «отмечены Центральным Комитетом и ЦИКом Грузии в виде награждения… орденом Красного Знамени…».

Начинается длительный тбилисский период жизни и деятельности Берии, который закончится в 1938 году переводом его в Москву.

Однако жизнь Лаврентия Берии могла бы сложиться и иначе – если бы ЦК Грузии дал ход тому заявлению в форме автобиографии, которое я уже неоднократно цитировал прямо или использовал в своем рассказе.

Ведь это было, уважаемый читатель, именно заявление с некой просьбой.

И пожалуй, именно сейчас, когда мы подошли к 1923 году, уместно привести конец «автобиографии» Берии, где это заявление и сформулировано.

Вот о чем просил Берия старших партийных товарищей:

«За время своей партийной и советской работы, особенно в органах ЧК, я сильно отстал как в смысле общего развития, так равно не закончив свое специальное образование. Имея к этой отрасли знаний призвание, потратив много времени и сил, просил бы ЦК предоставить мне возможность продолжения этого образования для быстрейшего его завершения. Законченное специальное образование даст возможность отдать свой опыт и знания в этой области советскому строительству, а партии – использовать меня так, как она это найдет нужным.

1923 г. 22/Х (подпись)».

О поразительной и показательной сути этой просьбы уже писали Юрий Мухин, Елена Прудникова, и даже Николай Зенькович в книге «Маршалы и генсеки» издания 1997 года вопросил: «Вам симпатичен этот молодой человек? Нравятся его душевные порывы, стремление учиться, приобрести знания, строить новую жизнь?»

Зенькович сам же и ответил на свой вопрос: «Мне, например, такие качества весьма по душе!»

Однако «кремлевед» Зенькович не был бы тем, кто он есть, если бы сразу после этого не задал уже другой вопрос: «Откуда же тогда появился дьявол, тиран, палач, имя которого сродни проклятью?»

Точный-то ответ, вообще-то, таков: «Да из-под пера таких, как Николай Зенькович».

Но я не уверен, что читатель уже сейчас так вот со мной и согласится – ведь моя книга еще далеко не закончена и читателю еще предстоит познакомиться с многими фактами и аргументами, чтобы вынести окончательный приговор и оценкам автора, и герою его книги.

ПОЭТОМУ я продолжу накопление аргументов и скажу вот что…

Это заявление датировано 22 октября 1923 года. И написано оно в Тбилиси. И отдано в ЦК – четыре листа этого удивительного документа находятся в личном деле Берии.

Так мог ли он в подробном заявлении партийному и чекистскому руководству Грузии в 1923 году «вешать лапшу на уши» о событиях, происходивших в Грузии же в 1920 году? А также – и в Азербайджане.