Из 139 членов ЦК и кандидатов в члены ЦК, избранных на XVII съезде партии, расстреляно 98–70 %. Из 1966 делегатов XVII съезда репрессировано 1108 человек.

Аресты совершались без санкции прокуроров: людей хватали на улице, на предприятиях, в домах и квартирах, в театрах, в поездах и санаториях. Спешно строились тюрьмы, лагеря, пересыльные пункты, создавались новые ГУЛАГи.

Особенно страшным по репрессиям стал 37-й год. Наряду с арестами колхозников, рабочих, сельской и городской интеллигенции репрессиям подверглась «верхушка» партийного и государственного аппарата: члены и кандидаты Политбюро ЦК ВКП(б), наркомы, директора крупнейших предприятий, депутаты Верховного Совета, члены ВЦИК, ответработники наркоматов, главков, банков, юстиции.

Люди видели беззащитность человека перед мощным напором НКВД, стремились «уйти в тень», опасались критиковать начальство. С тех пор, видимо, критика стала безымянной, беззубой. Граждане СССР боялись высказать вслух наболевшее.

По приказу Ежова был арестован нарком юстиции СССР Николай Васильевич Крыленко – первый советский главнокомандующий, сместивший в Могилеве по указанию В. И. Ленина главкома Духонина в ноябре 1917 года Н. В. Крыленко с середины двадцатых годов занимался становлением советской юстиции, судопроизводством, прокурорским надзором и т. д. Но в конце 20-х годов постепенно, шаг за шагом, ленинские установки на судопроизводство, независимость судей, презумпцию невиновности и юстицию в целом стали под воздействием новых взглядов утрачивать свое значение – они мешали рождающейся авторитарной власти. Не избежал ошибок в то время и Н. Крыленко, утверждавший, что требовать от судьи абсолютной объективности – чистейшая утопия, что прерогативы защиты могут быть сужены и т. д.

Арестом наркома юстиции Н. Крыленко утверждались извращенные взгляды на законность, права человека, ответственность судов и прокуратуры, автором которых стал А. Я. Вышинский, «теоретически доказавший новое положение»: в суде невозможно установить объективную истину. За «истину» принимались показания подсудимого. Более того, 14 сентября 1937 года закон легализует так называемое «Особое совещание», упростившее до предела судебный процесс, ликвидировавший право подсудимого на защиту. Особое совещание без суда и следствия решило судьбу сотен тысяч безвинных людей, преданных партии и народу…

Юстиция была разгромлена, и Сталин начал подумывать о репрессиях военных руководителей. До него давно доходили слухи о недовольстве военных слабой подготовкой страны к обороне, о недостаточной механизации Красной Армии, крупных просчетах наркомата обороны и лично наркома обороны К. Е. Ворошилова.

Ворошилов не имел достаточной подготовки в теоретическом плане из-за отсутствия должного образования, не обладал навыками в руководстве обороной страны, проведением наступательных и оборонительных операций. После написания Ворошиловым полной подхалимажа и переоценки личности генсека книги «Сталин и Красная Армия» вождь какое-то время по-дружески относился к первому маршалу (К. Е. Ворошилов и И. В. Сталин подружились во время работы IV съезда партии в Стокгольме, где жили в одной комнате), во многом доверял ему, понимая, что возможности Ворошилова по руководству Красной Армией весьма ограничены.

К. Ворошилов с предубеждением относился к командирам РККА – выходцам из старой русской армии, особенно к М. Н. Тухачевскому, стороннику быстрейшей механизации Красной Армии, гибкого управления войсками и т. д. Этим Тухачевский наводил на себя гнев К. Ворошилова и С. Буденного, приверженцев активного применения в войне кавалерии. «Умника» – так называл нарком обороны начальника штаба РККА М. Тухачевского. Сталин с подачи К. Ворошилова невзлюбил его. Подозрительность, зависть К. Ворошилова к молодому, талантливому начштаба РККА вынудили М. Тухачевского в 1928 году подать рапорт об освобождении от должности.