(от 10 до 30 м – здесь и далее пересчет автора. – А.М.); они имели форму высокого амбара, покрытого тесовою остроконечною крышею. Под некоторыми из них были ворота вышиною от одной до 3 сажен (около 2 – 6 м), отчего таковые башни и назывались «проезжими». Главная башня с большими въезжими воротами называлась «вестовою» потому, что на ней висел вестовой колокол и у нее был постоянный караул, наблюдавший за наступлением неприятеля; прочие же башни, на которых также находился караул, назывались караульными или сторожевыми. По башням и городням расставлены были медные пищали «полковые и затинные» (Дмитриев-Мамонтов, Голодников, 1884, с. 71-74). Дальнейшие исследования археологов, историков и архитекторов в основном подтвердили это описание (Алексеев, 1996; Артемьев, 1989, 1996, 1996а; Баландин, 1974; Баландин, Вилков, 1977; Белов, Овсянников, Старков, 1980, 1981; Бородовский, 2002; Васильевский, Молодин, Седякина, 1978; Историко-архитектурный музей под открытым небом, 1980; Колесников, 1986; Косточкин, 1962; Кочедамов, 1960, 1963, 1963а, 1978; Крадин, 1978, 1980, 1986, 1988; Курилов, Майничева, 2001, 2003; Люцидарская, 1986; Майничева, 2005; Резун, Васильевский, 1989), пожалуй, сомнения вызвал только материал стен – «дубовые», в Сибири дуб не растет. Укрепления строились, несомненно, из подручного леса – сосны, лиственницы, берёзы, а иной раз из материала ладей и кочей (рис. 7).

Рис. 7. Старинное русское судно – коч. С гравюры XVII в.

Рис. 8. Ханты. Гравюра из книги И. Идеса. 1706 г.

В районе впадения р. Сосьвы в р. Обь было неспокойно – это была территория проживания вогулов и остяков (рис. 8), социально-политическая верхушка которых вела междуусобные войны, сопротивлялась присутствию русских, поднимала восстания.

Последствия «смутного времени», в Нижнем Приобье, длившиеся до середины XVII в., сказались и на Берёзове. Несколько раз город был осажден, но атаки были отбиты, а восстания подавлены. В грамоте царя Михаила Федоровича архиепископу Киприяну от 19 декабря 1621 г. говорилось: «… А березовские служилые люди литвин Копоско Григорьев да казаки Первушка Яковлев, Тренка Иванов в роспросе сказывали: В Сибире де Березов город и острог поставлены блаженные памяти при государе царе и великом князе Федоре Ивановиче всеа Руси, тому де двадцать восмь лет (1593 г. – А.М.). А поставлен тот город для того, что в том месте были многие остяки и самоедь, а нашего ясаку с себя не платили. И ис Тобольска де воеводы посылали к тем остяком и к самояди тоболских служилых людей для нашего ясаку. И те де остяки и самоядь тоболских служилых людей побивали… А которые де торговые люди езживали с Руси и ис Тоболска в Монгазею со всякими товары, а из Монгазеи к Руси и в Тоболеск, и те де остяки и самоядь торговых людей побивали же. И как де город и острог поставили, и березовские де остяки и самоядь к городу и острогу приступали и острог де выжгли, и многих наших служилых людей побили. …с Москвы прислан де был князь Петр Горчаков да Олександра Хрущов с служилыми людми… И тех остяков и самояд привели под нашу царскую высокую руку и ясак с них взяли… А в Березове де ныне служилых людей и ружников триста пять человек…» (Тобольский архиерейский дом в XVII веке, 1994, с. 184).

Острог позволил закрепиться на северных территориях, взять под государственный контроль поток вольнонародной колонизации по основной водной магистрали Мангазейского морского хода, а также беспрепятственно собирать ясак (миниатюры из летописи Ремезова иллюстрируют один из таких эпизодов, рис. 9). С 1600 г. в Берёзове действовала таможенная застава, которая контролировала южный путь от устья притока Оби Соби на Тобольск.