Как она выбралась из подпола, никто так никогда и не узнал. Но выскочив на террасу, тётка Шура метнулась к двери: хотела выбежать на улицу, где лежал только что выпавший первый снег. Огромный крюк на тяжелой двери избы не поддавался усилиям обезумевшей от боли женщины. Соседка же Шуры в это страшное время ожидала отёла коровы, и, услышав непонятный шум в доме Михеевых, всполошилась и подняла мужа. Они ворвались в избу, взломав ломом дверь. Только и могли что сделать: сбить пламя с женщины, бросив её страдающее тело на белый прозрачный снег.

Недолго пролежала тётя Шура в районной больнице, после нескольких тяжёлых операций она скончалась. На похороны собралась вся деревня. Казалось, даже природа оплакивала несчастную женщину. За день до похорон была оттепель. Ночью подморозило, и деревья покрылись ледяными сосульками. Когда прощались с Михеевой Александрой, тополя плакали холодными стаявшими слезами.

Гроб с телом покойной вынесли из дома и поставили у крыльца на две табуретки. На крыльцо вышел подвыпивший муж покойной босиком, в галифе и нательной рубахе. Он молча подошёл к гробу и истошно закричал:

– Не отдам никому!

Внезапным порывом бросился к гробу жены и в отчаянии стал поднимать покойницу, чем очень удивил и испугал своих односельчан. Мужики еле-еле оторвали его от тела усопшей и силой увели в дом.

Неделю дядя Паша пил, потом к весне, неожиданно для всех жителей деревни, продал дом и переехал в райцентр поближе к своей работе.


Такие разные судьбы.

Весна выдалась ранняя и солнечная. Высокое небо радовало своей голубизной, большие помятые сугробы, оседая, таяли на глазах. Проснувшиеся берёзы на пригорке набирались сил после зимней спячки и плакали на радость деревенской детворе. Через небольшие надрезы в стволе они набирали в бутылочки хрустальный берёзовый сок.

Весной тётя Нюша родила сына. Назвала Анатолием. Часто тихой грустью вспоминала она свою грешную и такую короткую историю любви к соседу Паше, который после смерти жены скоропостижно уехал жить в город, так и не попрощавшись с ней. В своей неразделённой, так и не растраченной женской любви, мучительно страдала по нему. Тосковала по своему не свершившемуся счастью и ждала его, ждала, даже когда дядя Паша не приехал посмотреть на своего новорожденного сына…

Семья Гусенковых, где тётя Нюша была старшей, рано осиротела. Отец умер в сорок два года от рака желудка, оставив девятерых детей на плечах потрясённой горем жены. Как старшая дочь, Нюра во всем помогала своей матери. Сказать, что семье Гусенковых тяжело приходилось – значит, ничего не сказать. Иногда казалось, что выдержать столько испытаний невозможно. Но дети подрастали, становились надёжными помощниками своей рано постаревшей матери. Жизнь Гусенковых постепенно налаживалась. И тут грянуло страшное известие: война… Первым на фронт взяли Сергея, который попал в артиллерию. Воевать долго ему не пришлось: через месяц ожесточенных боёв их полк был окружён, и дядя Сергей попал в плен. Долгих двадцать лет он считался без вести пропавшим.

Когда в 1949 году родился я, именно в память о героическом дяде меня и нарекли Сергеем. А через двадцать лет после войны неожиданно в нашу деревню пришло письмо из Западной Германии от пропавшего без вести и чудесным образом найденного дяди Серёжи. Его потрясенная мать долго плакала над странным конвертом. Обезумев от счастья, что-то бессвязно бормоча, бесконечно целовала драгоценное письмо, словно вновь прижимала к материнской груди своего сына. Дрожали от слёз строчки, ворвавшиеся внезапно в дом Гусенковых светлой надеждой. То письмо и фотографию ещё долго перечитывала и пересматривала вся удивлённая событием деревня: на снимке был запечатлён дядя Сергей и его двое детей, мальчик и девочка. Но больше всего притягивали внимание людей, поражая мучительной глубиной глаза дяди: грустные, изподлобья, словно застывшие в молитве о пощаде и забытьи. Одному Богу было известно, какие нечеловеческие муки и страдания пришлось пережить в концлагерях этому человеку.