Сейчас, стоя перед Виталиной и слушая вылетающие из ее рта слова моей матери, я вновь окунулся в воспоминания и ощущения тех дней. Старая боль, словно острый осколок, стала медленно вращаться в моем сердце, резать, раскурочивать, заставляя мотор снова начать кровоточить. Мозг стал отключаться, терять контроль… в следствии чего, я не сдержался на фразе: «шалава подзаборная» и ляпнул раньше, чем успел прикусить язык:
- Еще скажи, что не заслужила подобных слов?
Честно говоря, я понятия не имею, откуда Витка взяла эту фразу. Когда мама в кухне высказывала свое отношение к моей невесте, подобных слов не звучало. Но об этом я подумаю не скоро, сейчас мне просто хотелось уколоть ее, отдать хоть кусочек той боли, что я испытывал от ее предательства. За чертовых четырнадцать лет, я так и не смог забыть и простить. Боль притупилась, но покидать меня навсегда отказывалась.
Стоя перед Виткой, слушая ее издевки, вспоминая прошлое, я был настолько зол в тот момент, что потерял бдительность и пропустил удар по роже. Виткина ладонь обожгла мою щеку. Если бы заслужено, я бы стерпел, но нет же…
Я с огромным трудом сдержался, чтобы не скрутить ее в бараний рог. Сквозь плотно сжатые челюсти требовал замолчать, но эту стерву несло. После слов про рога, мой стоп кран, который меня хоть как-то останавливал, улетел к чертовой матери, и я вцепился в ее плечи, собираясь хорошенько встряхнуть гадину, заставить мозги Витки встать на место, но вновь поплатился за утраченную бдительность. Зараза едва не пропорола мой ботинок своим острым каблуком. От жгучей боли в глазах заплясали мушки, но это помогло отрезвить мой рассудок. Еще немного и я прибил бы стерву.
Внезапно появившийся любовничек Витки, спутал все карты. Я конечно мог врезать ему пару раз по морде, заставив свалить и не мешать нам, но не видел в этом никакого смысла. Разговора с Виткой все равно не получилось, идти на уступки она не собиралась. Уже во второй раз мы чуть не попереубивали друг друга. Оставалось только одно, поумерить пыл стерва, сделав более сговорчивой.
Вернувшись в машину, которую одолжил у друга, пока моя находилась в ремонте, я приложил холод к ноющей от боли ноге, достал из кармана телефон и набрал своего приятеля. Сделав еще несколько звонков, я отправился домой. Уже завтра Виталина пожалеет о своих словах и поведении.
К сожалению, проверки никаких нарушений в ее салоне не выявили, но нервы Витке подпортили знатно. Следить сразу и за сыном, и за ней, я не мог, поэтому поручил наблюдать за одним из объектов своему сотруднику. За Алексеем следил сам, а за его матерью присматривал Марк, регулярно докладывая, что происходит у нее в салоне.
За эти дни мне и самому пришлось не раз позлиться, подпортив эмаль на своих зубах. Устроив Витке неприятности в бизнесе, я совсем не подумал о детях. Задерживаясь до поздна в салоне, она не успевала уделять время сыновьям, отчего подключила в помощь своих друзей, в том числе и бывшего мужа, того, кого Алексей считал своим отцом вместо меня. Наблюдать со стороны, как они обнимаются, шутят, непринужденно болтают, как мой сын в рот к нему заглядывает, ловя каждое слово, было невыносимо. Еже одним ударом под дых, стал их поход в спортивный магазин. Глядя издалека, как Сергей Богатырцев помогает выбирать Лешке кимоно, мне захотелось взвыть. Это я должен быть рядом с сыном, проверять качество и крепость ткани, смотреть как сидит в плечах, измерять длину пояса. Я люто завидовал тому, кого мой Алексей называл папой. Он присутствовал на соревнованиях Лешки, видел его победы, поддерживал в неудачах, его советы сын слушал, его воспринимал, как друга. Всю свою злость за данную ситуацию, я направлял на Витку, делая дополнительные звонки, чтобы ей жизнь медом не казалась. Пусть также страдает, как я сейчас.