Затем покачала головой, что-то записывая в журнал.

- Конечно. Не слово в слово, но кое-что. Кстати, отличная была песенка, я иногда даже специально делала вид, что стукнулась, чтобы ее послушать.

Мама рассмеялась, откладывая журнал, и с нежностью глядя на меня. Я смутилась, как всегда при виде этих эмоций.

- Так что там с анализами? – спросила, чтобы переменить тему.

Чуть нахмурившись, мама перевела взгляд на журнал.

- В общем-то никаких отклонений я не вижу. Можно еще сделать тесты…

- Нет-нет, анализа достаточно! Давай лекарство, и я побегу.

Мама достала настойку, откапала немного в ложечку, и протянула мне.

- Сразу не поможет, потому что большую дозу в твоем положении нельзя.

Ну, кто бы сомневался! Проглотив терпкую жидкость, я решила чуть подождать облегчения боли.

- Только не говори Глоствер, ладно? – попросила, так как беспокойство с лица мамы не ушло, - эта корова ухватится за любой повод, чтобы не допустить меня к соревнованиям.

- Перестань так ее называть. И ректор не так плоха, как тебе кажется.

- Что?! – я едва не выронила ложку, - и это ты говоришь после того, как она хотела выгнать меня из академии?! Да о чем это я! Она и выгнала, и если б не Диеро…

При упоминании дознавателя я споткнулась, и резко закашлялась, чтоб не выдать своих эмоций. Проклятье, вот почему я так реагирую, даже просто произнося его имя вслух?!

Но мама, кажется, ничего не заметила.

- Да она меня просто ненавидит! – поспешно выдала я, заканчивая фразу.

- Глупая ты у меня еще. И слишком эмоциональная. Я бы списала все на твое положение, но ты и до этого была такой, - улыбнулась мама, протягивая руку и дотрагиваясь до моей щеки, - а ректор Глоствер была очень добра ко мне когда-то, оставив работать и жить здесь, вопреки всем правилам. Так что мы должны быть ей благодарны.

Ага, по гроб жизни! И пусть издевается, как хочет, ведь не выставила беременную женщину на улицу! Эх, мама, наглее нужно быть, и хитрее, а то так всю жизнь и будем на задворках!

Я чуть ли не с жалостью поглядела на женщину, которая, несмотря на легкие тени вокруг глаз и грусть, была по-прежнему очень красива. Именно той красотой, какой нередко наделяют на рисунках женщин – мягкая, хрупкая, словно излучающая доброту всем своим обликом. Просто удивительно, что мама до сих пор одна!

Хотя, где бы ей найти себе мужчину? Ведь сидит в академии круглосуточно!

- Мам, - осторожно спросила, садясь на кушетке, - а ты бы не хотела завести еще отношения? Ты ведь еще молодая…

Женщина вспыхнула, но тут же скрыла смущение смехом.

- Какие отношения для будущей бабушки, дочь? – смеясь, ответила она, и даже я улыбнулась от понимания, что это правда, - не болтай глупости, мне вполне хватает того, что есть. Давай-ка поднимайся, кажется, у тебя уже ничего не болит.

Я дотронулась до виска, с удивлением осознав, что голова и вправду прошла. Теперь можно и позавтракать, а затем бежать на поле…

- Спасибо. Но ты все-таки подумай, может, найдешь себе какого-нибудь дедушку!

- Иди уже! – легонько шлепнула меня мама, но я заметила промелькнувшую в ее глазах грусть.

А, может…

- Мама, а мой отец…

- Готовься к соревнованиям, милая, а мне надо успеть помыть здесь все перед дневной сменой. Желаю вам победы!

Вот так и заканчивался наш каждый разговор об отце. Всегда податливая мама проявляла здесь удивительную твердость, не рассказывая о нем ничего. И как бы я не пыталась, расколоть ее мне ни разу не удалось.

В раздевалке было оживленно, и, как всегда перед игрой, немного нервно. Коул с Брейди махнули мне со скамейки, Милара сухо кивнула, а переодевшийся Алекс сделал знак рукой, прося поговорить наедине.