– Маа-а-ам? – слышу из-за двери голос Маринки и отмираю.

Встаю с края ванны, смотрю в зеркало, прячу тест в косметичку и открываю дверь. Маришка обеспокоенно смотрит на меня, а я улыбаюсь.

– Что, Мариш?

– Я забеспокоилась. – Она виновато опускает взгляд. – Ты так долго там сидела, и я не слышала шума воды.

– Мариш… – я даже не знаю, что ей сказать.

– Я делала маску, а потом задумалась, – я впервые вру дочери, потому что пока не придумала, что скажу ей.

– Ты уезжаешь сегодня?

– Нет, – поспешно говорю. – Сегодня я остаюсь дома. Неважно себя чувствую.

– Ты точно не заболела?

– Нет, – я обнимаю дочь за плечи, – если хочешь, посмотрим фильм.

– Я надеялась, что ты отпустишь меня погулять, но если ты остаешься, то…

– Можешь идти, Мариш, я поработаю.

Дочь благодарно взвизгивает и убегает собираться, я же жду, когда она уйдет, а едва это происходит, беспокойно мечусь вначале на кухне, а после в комнате. Стараюсь убраться, но ничего не получается, вещи то и дело валятся из рук, а внутри зарождается стойкое чувство надвигающегося личного апокалипсиса.

Когда звонит Дима, я попросту не беру трубку. Боюсь, что начну разговор с обвинений, хотя не уверена на сто процентов, что он точно виноват. Ни один способ предохранения не дает стопроцентного результата. Мы использовали презервативы, потому что мне так и не смогли подобрать другой метод контрацепции. Таблетки не подходили, с гормональным кольцом были проблемы и дискомфорт, спираль приносила болезненные ощущения. А вдруг презерватив порвался? Но тогда почему Дима не сказал? Когда он звонит еще раз, я набираю в легкие воздуха и отвечаю.

– Малыш, я соскучился, жду тебя, – слышу в трубке и почему-то раздражаюсь.

– Прости, я сегодня никак не могу. Плохо себя чувствую. Встретимся завтра. – Я уже хочу положить трубку, но вдруг слышу его обеспокоенный голос:

– Что-то серьезное? Я могу приехать к тебе, отвезти в больницу. Хочешь…

– Дима, – я повышаю голос, – у меня все в порядке.

– Мил…

– Я просто отлежусь, и все будет в порядке, правда.

Дима наконец соглашается и не норовит тут же приехать. Я не хочу. Мне нужно подумать, что делать со всем этим дальше. За последний месяц мы, на удивление, отдалились, перестали так часто видеться, да и предполагаемый переезд повлиял на меня. Резко расхотелось что-либо менять, выходить из зоны комфорта и чем-то жертвовать.

Я начинаю сомневаться, что в принципе готова связать свою жизнь с Димой, хотя до этого хотела этого, ждала.

Маришка возвращается домой ближе к десяти, счастливая, веселая и жизнерадостная. Она застает меня растерянной и серьезно спрашивает:

– Мам, что-то случилось?

– Нет, что ты, – тут же отвечаю я, но дочь мне не верит.

– Мам, если дело в переезде, то соглашайся. Я помогу собрать вещи… я же вижу, с тобой что-то не так.

Я улыбаюсь и приказываю себе внутренне быть сильной, хотя бы ради дочери, готовой меня во всем поддержать.

– Не из-за переезда, – уверенно говорю я. – Мы останемся здесь. Может быть, у нас с Димой получится договориться и он переедет к нам.

– Правда? – удивляется Маришка. – Это было бы здорово!

– Я пока не знаю, но очень на это надеюсь.

Мы разговариваем еще некоторое время, после чего Маришка уходит, а я остаюсь в гостиной, сажусь на широкий кожаный диван и подтягиваю под себя ноги. Теперь я даже не уверена в том, что хочу видеть Диму здесь, не говоря уже о том, чтобы переехать в другой дом.

Вечер сменяет утро, и на смену разбитости приходит тошнота. Я час торчу в ванной над унитазом и пытаюсь прийти в себя. Пишу Светочке сообщение, что задержусь, а может, и приеду позже. Прошу отменить все встречи и перенести их, правда, дату переноса сказать не решаюсь, потому что не знаю, будет ли мне легче в ближайшее время. Я вспоминаю беременность Маришкой, понимаю, что такого со мной тогда не было, и поэтому немного волнуюсь.