Анне ситуация нравилась. Италия, теплынь, внимание людей, по тем или иным причинам, зашедших в музей. И художник ей нравился и пожилой мужчина.

– Минуточку. Вот вы, мужчина. – Валерия Николаевна дотронулась до пиджака «искусствоведа». – Давайте захватим этого активного молодого человека, и все вместе сядем в кафе. Иначе скоро мимо нас экскурсоводы начнут проводить туристов, включив в экспозицию!

– И я их понимаю, – проникновенно сказал мужчина. – Юрий Владимирович Топорков. А вас как зовут, сударыня?

– Какие же вы нудные, – тихо сказал Вовка и пошел к выходу, пока тётя не передумала.

Подхватив Юрия Владимировича под локоть и поманив за собой художника, Валерия повела мужчин к выходу и делала лёгкий жест ладонью, знакомя.

– Я – Валерия Николаевна, это Володя, племянник. А это Анна, моя дочь. Единственная.

– Не буду говорить слова «прекрасная и неповторимая», боюсь показаться банальным, но в вашей дочери бездна очарования. В родном Питере я бы не стал садиться с вами в кафе, чувствуя себя… – Юрий Владимирович нахмурился, – сводником. Но Италия расслабляет.

Скептически скривив рот Вовчик и утрированно закатив глаза. Идущий сзади итальянец широко улыбался и не сводил взгляда с Анны.

Площадь от музея пересекли за пять минут и расселись за широким деревянным столом летнего кафе на тротуаре.

– Моя дочь, – начала фантазировать Валерия Николаевна, – долгое время серьёзно болела. И теперь ей необходимо отвлечься от компании престарелой мамаши и подростка племянника. – Она взглянула на соседний столик, где трое парней пили пиво, переговариваясь на русском матерном. – Нашим российским туристам я не доверяю.

Придерживая подол лёгкого платья, стремящегося показать всей Пьяченца идеальные ноги, Аня шутливо возмутилась, кивая на художника.

– А зубастому итальянскому обормоту доверяешь?

– Да, – без сомнения сказала мама. – Я хочу твой портрет, и даже согласна за него заплатить. Милый Юрий… Переведите, пожалуйста, темпераментному художнику, что Анна будет ему позировать, начиная с сегодняшнего дня. Пусть забирает дочку, только пусть оставит телефон.

Не меняя приветливого выражения лица, Юрий Владимирович перевёл и чуть повернулся к Валерии Николаевне.

– Я перевёл, но вы уверены…

– Я уверена. Мою Аню нельзя обидеть.

Обернувшись всем телом, Юрий Владимирович заглянул Анне в глаза и увидел в них мудрость взрослого человека, одновременно с жаждой приключений.

– Верю.

– Хорошо. – Аня встала, поправила лёгкую юбку платья. – Раз уж меня родная мама сосватала на позирование, так зачем тянуть.

Обрадованный художник взмахнул рукой, тут же напротив тормознуло такси, и перед Аней открылась дверца автомобиля…

Глядя в окно такси Аня восхищалась домами древнего города. Ветер доносил запахи цветущих олив, растущих на тротуарах и в маленьких садиках между домами. В старой части горда на балконах сушилось бельё и подушки, зеленели плети плющей, ползущие по стенам. Из открытых окон улыбались любопытные итальянки.

Так странно, что она сейчас здесь, в Италии, а не в промёрзшей Москве и тем более не в Посёлке Топь, в котором провела почти пять лет. Вряд ли кому ещё приходилось пережить столько странного, сколько ей.

Посёлок Топь остался там, в России, в далёкой якутской лесотундре.

Пять с половиной лет назад Анна уехала из Москвы за своим мужем Григорием.

Григорий Лебедев служил начальником охраны в особой Зоне Топь. Приехав в отпуск к родной сестре Наташе в Москву он, неожиданно для всех, и особенно для себя, женился на дурнушке Ане, которая умудрилась попасть под колёса его автомобиля, когда Гриша и свояк Паша возвращались утром из казино.