– Угощайся, Вась, – сказал он, – Здесь всем хватит. Лёша, если хочешь молока, там ещё есть. Только бабушка сказала, чтобы мы не баловались, не шумели здесь. Потому что она вздремнуть хочет полчасика.
– Вот и хорошо, – просиял Лёшка. – Видишь Вася, как всё складывается удачно.
Базиль видел. Он крутил в пальцах тёплый сырник и не знал, что делать. Разве что дядьку попросить помочь.
– Дядюшка Домовой, – позвал он. – Дядюшка Домовой, пойди-ка сюда.
Домовой не заставил себя долго ждать. Длинная скатерть на столе шевельнулась и из-под неё показалась лохматая седая голова.
– Чего звали-то? – спросил он ворчливо.
– Здравствуй, Кормилец, – Никита опустился у стола на корточки. – Сырник будешь?
Домовик смахнул в рукав с блюдца подношение и вновь уставился на нас.
– Чего звали-то? Ведь не на сырники же?
И тут Базиля озарило.
– Слушай, дядюшка, а ты про Лихо-манок ничего не знаешь? Может, были когда раньше в наших краях? Чего им надо? Как от них избавиться?
– Были. А-то как же. Разные были. А вот как избавиться не скажу. Не по моей это части.
– Жаль. А можешь ты мне из сундука для оберегов материал принести?
Он зыркнул на меня сурово и нырнул под стол. Не успели мы перевести дух, как стол ощутимо вздрогнул, из-под скатерти вновь появился Домовой. Он пятился и тянул за собой здоровенный, окованный медью сундук Хранителя. Мальчики и кот бросились на помощь.
– Доставайте, что вам надо, да я его обратно отнесу, – Домовой залез на стол, уселся по-турецки, обхватив коленями чашку с молоком, вытащил из рукава слегка помятый сырник и принялся за трапезу.
Базиль открыл сундук.
– Когда ты наведёшь здесь порядок? – Кит разглядывал россыпь перьев и клубков, прикрывавших остальное имущество Хранителя. Кот не ответил, но уши его запылали. Домовой довольно ухмыльнулся.
– Вот и я его об этом спрашиваю, спрашиваю. Знаете, он что мне отвечает?
Базиль вместе с ребятами уставился на Домового.
– Он говорит, завтра, послезавтра. Вот и пожинаем теперь плоды всей этой безответственности и антисанитарии.
– Ты о чём это, Кормилец? – Кит принципиально звал усадебного духа, так же как и мать. Домовому это нравилось, он добрел и хорошел на глазах. Даже всклоченная обычно борода делалась осанистой и пушистой.
– А о том, Никитушка, что Лихорадки, Лихо-манки и другие Лиха38 Одноглазые от того и поселяются в доме, что в углах пыль, в печке копоть, в вещах бардак.
– Так оно же не в доме, а в лесу вроде, – робко возразил Лёшка.
– Конечно в лесу! – с жаром поддержал его Базиль, – И ещё неизвестно, Лихо это или нет. А у меня тут не бардак. А рабочий беспорядок. Я всё знаю, где что лежит. Вот смотри.
Кот вытащил из сундука свои тетради с записями из школы. В ней с лета лежали, высушенные листочки и травинки потайных трав. Потом он выудил огниво и свечу, выбрал пару клубков, десяток перьев.
– Двигайся, давай, – скомандовал он дядьке, раскладывая свой инвентарь на столе.
Домовой утёр усы. Спрыгнул вниз. Захлопнул крышку сундука и, ухватив его за ручку, вмиг исчез.
– А ты всё достал, что надо? – усомнился Лёшка, глядя на нехитрые приспособления кота. – Из этого точно можно оберег сделать?
– Можно. В нашем случае важно не столько из чего, сколько как.
Базиль открыл тетрадь и, аккуратно перелистывая странички, отыскал защитный заговор. Затем зажёг свечу. Выбрал чёрное лохматое перо, скрутил между собой желтую и красную нитки и принялся наматывать их на перо, приговаривая в полголоса.
– Семаргл-Огнебог39, ты для всех наших Богов Бог, ты всем людям огонь даешь. Как ты можешь жечь и палить чащобы и трущобы, в поле травы да муравы, так и спали ты, Огнебожич, морок тягостный, прогони ты Манок лихих, нашли светлый жар на них. Так было, так есть, и так всегда будет. С сего дня и от круга до круга.