–И тебя тоже, – внезапно осенило меня, и я мгновенно взглянула на абсурдную до безобразия ситуацию под совершенно иным углом, – ты видишь во мне какую-то женщину из своего прошлого, с которой ты плохо обошелся в юности, и пытаешься хотя бы таким образом исправить свою ошибку. Хотя ты убеждаешь меня, что носишься со мной из альтруистичных побуждений, это не так. Ты день за днем доказываешь себе, что можешь не только рушить, но и созидать. Я права? Род, не молчи! Я ведь права?

–Отчасти, – после продолжительного молчания признался британец, впервые за сегодняшний вечер не выдержавший моего обличительного взгляда и машинально опустивший глаза, – ты очень похожа на одного человека. Нет, внешнего сходства между вами практически нет, но ты такая же тонко чувствующая, ранимая, погруженная в себя, но при в тебе есть внутренний стержень и доля безрассудства. Тебя легко обидеть, но тебя нельзя сломать, а когда тебе плохо, ты отгораживаешься от мира и не приемлешь жалости, даже если всё в тебе жаждет сострадания.

–Что с ней случилось? – шепотом спросила я, но Родрик жестом пресек дальнейшие вопросы.

–Она умерла, давно умерла, когда ты еще даже не родилась на свет, почти тридцать лет назад. Пожалуйста, не спрашивай, как это произошло. Я ни с кем об этом не разговариваю, но тут как-то сорвалось с языка… Я не должен был настаивать на свадьбе, это и в самом деле смешно.

–Не вижу здесь ничего смешного, – возразила я, – что бы тобой не двигало, ты поступил благородно, предложив мне эту авантюру со свадьбой. Я понимаю, что ты изо всех сил стараешься помочь, но излечить меня в состоянии лишь время.

–Время – плохой лекарь, Рода, – скривился британец, – оно притупляет боль, но не устраняет ее источник. Я предлагаю тебе вылечить подобное подобным – наша свадьба будет ничуть не хуже сорвавшейся, и ты увезешь с собой великолепные фотографии и насыщенные воспоминания, но формально мы по-прежнему останемся друг-другу никем. Разве это не то, о чем ты мечтаешь?

–А ты? Что это даст тебе? – прищурилась я, – я не хочу быть для тебя суррогатным воплощением этой женщины из прошлого, я – не она!

–Я знаю, – поднял глаза Родрик, – но в тебе есть нечто особенное, и я не могу позволить, чтобы ты страдала. А что до меня…Видимо, мне тоже иногда хочется почувствовать себя кому-то нужным. Нет, я всё же отвратительно смешон, и мне это не нравится. Да и сама идея со свадьбой была страшно глупой. Какие фотографии ты сможешь показать у себя на родине, если жениху пора в могилу, а не под венец! Тебе просто никто не поверит, а если и поверят, то ты надолго превратишься в предмет для насмешек. По-моему, нам вообще не стоит продолжать общение! Я и так слишком много на себя беру!

–Да плевать я хотела, кто там и во что поверит! – взмахнула руками я, невольно испугавшись, что по собственной глупости останусь без единственного компаньона в своем невеселом отпуске, и перспектива лишиться дружбы с Родриком вдруг заставила мое сердце болезненно сжаться. И дело здесь обстояло вовсе не в том, что в отсутствие британца мне будет даже не с кем пропустить стаканчик «Бакарди», – и на фотографии мне тоже плевать, я не собираюсь ни перед кем отчитываться! Я вообще никому не расскажу о том, чем я занималась в Пуэрто-Рико, поэтому что это моя жизнь и только моя. Если ты и вправду делаешь это не из жалости, я согласна на свадебную церемонию!

–Теперь ты меня жалеешь, да? – грустно улыбнулся британец, – а вот это уже неприятно.

–Это не так, но я не буду и пытаться тебя переубедить. То, что мы планируем сделать, уже выходит за рамки нормального, так сколько можно копаться в себе, если безумство от этого не перестанет быть безумством? – воскликнула я, – вдруг мы оба станем счастливее, совершив этот поступок? И не надо никаких фотосессий, мне, как и тебе, достаточно просто почувствовать себя кому-то нужной!