По-настоящему разговорилась я лишь на второй распечатанной бутылке. По идее мне уже давно пора было отключиться, но, похоже, что начатый еще в самолете марафон закалил мой проспиртованный организм в неравных боях с зеленым змием, и, хотя я окончательно и бесповоротно потеряла способность твердо стоять на ногах, соображать мне по-прежнему удавалось довольно четко. Спустя пару часов, минувших со старта нашей грандиозной попойки, я небезосновательно пришла к выводу, что мой новоиспеченный товарищ принадлежит к той редкой категории людей, рядом с которым бывает комфортно даже просто молчать, однако, коварный ром все-таки развязал мне язык, и регулярно путая английские слова, я сбивчиво поведала Родрику свою драматическую историю, а в финале и вовсе разразилась пьяными слезами. Циркулирующий в крови алкоголь полностью притупил чувство стыда, я больше не боялась показаться жалкой и беспомощной, меня несло в неведомые дали, и сквозь рыдания я взахлеб рассказывала всё новые подробности, испытывая бесконтрольное желание добиться сопереживания. Я покинула столицу с гордо поднятой головой, и никто кроме пассажиров рейса на Чикаго так и не узнал, в какой страшной истерике я билась перед посадкой на борт авиалайнера. В глазах родственников и приглашенных на свадьбу гостей я стала не брошенной невестой, а сбежавшей, и бремя позора целиком легло на плечи Алена, но правда оставалась все такой же беспощадной. Здесь не было победителей и проигравших, величайшее разочарование постигло даже формально виновную в сложившейся ситуации Каролину, мы все трое разом лишились чего-то важного. Любовь, доверие, дружба – всё, что еще недавно казалось незыблемым и вечным, разрушилось, как карточный домик, но мой разум упрямо противился принятию жестокой истины. Только сейчас, проговорив вслух мучающие меня кошмары, я постепенно понимала, что прошлое меня еще долго не отпустит, и всего через какую-то неделю мне придется сойти по трапу в столичном аэропорту и научиться жить дальше с этой саднящей раной на сердце. Я должна буду объясняться с родителями, с коллегами, а уж с несостоявшимися свекрами мне обязательно предстоит трудная беседа. Они предсказуемо начнут упрашивать меня простить Алена, приведут мне сотни доводов в защиту наших отношений и будут взывать к моей женской мудрости. Все вокруг примутся обвинять Кару и оправдывать Алена, а когда аргументы закончатся, мама осторожно намекнет, что мне уже почти тридцать, но очереди из желающих на мне жениться под дверями не наблюдается, отец напомнит, что хорошие парни в наше время на дороге не валяются -подумаешь, мол, отступился разок по глупости, кто сейчас не без греха… Я буду вынуждена ежедневно противостоять оказываемому на меня давлению, и однажды мне и вправду посетит мысль вернуться к Алену. И мы станем жить долго и счастливо, будто ничего и не было…. Но это было, я всё видела своими глазами, и не в моих силах повернуть время вспять. Тогда, в терминале, у Алена еще оставался шанс всё исправить, он не мог не догадаться, что той ночью я улетаю в Пуэрто-Рико, но упустил свою последнюю возможность потому что… А черт его знает, почему!

–Я знаю, Рода, – британец слушал меня молча и сосредоточенно, забывая даже прикладываться к бутылке, и лишь теперь, после того, как он впервые подал голос, до меня запоздало дошло, что я банально не давала ему вставить слова в безудержный поток извергающихся из меня признаний.

–И что, по-твоему, случилось? – я демонстративно повертела в руках пустой бокал, но Родрик отчего-то не спешил его снова наполнить. Он всё также полулежал на полу с расслабленно вытянутыми на всю длину ногами и в такой позе выглядел еще более худощавым и нескладным. Выпитый ром усилил хрипотцу в его и без того низком голосе, а каждая выкуренная сигарета приводила к надсадному кашлю, однако, мы по негласной договоренности обоюдно воздерживались от комментариев и просто не мешали друг-другу нагружаться алкоголем.