– Ей, Тесей, неужели золотое руно было спрятано в этих скалах? Полезай к нам из своей пиксиды*. Тритон спасет тебя!
Он самостоятельно бросает вниз канат , на котором спускается один из отчаянных рабов, лучший пловец на их корабле, который перетаскивает морского путешественника на палубу через не слишком высокий корпус судна, обитого звериными шкурами.
Бегство
Если кто-нибудь попытается насильственно нарушить что-
нибудь из коренящихся в самой природе требований, идя
против естественной возможности, то, если это и остается
скрытым от всех людей, бедствие от этого для него самого
будет ничуть не меньшим и нисколько не большим, чем в том
случае, если это все увидят. Ибо в этом случае вред
причиняется не вследствие мнения людей, но поистине.
Антифонт.
Несколько долгих дней жители Прекрасной Гавани и прилежащих к городу селений разыскивают юного грека, но тщетно. Его никто не видел. Рыбаки, последними наблюдавшие, как эфеб направлялся по песчаной косе на запад, вспомнили некоторые другие подробности. Якобы перед этим ими была замечена лодка Памфилоса с незнакомым гребцом в темном плаще. Эта лодка, быстро двигавшаяся в том же направлении, что и юноша, исчезла, и больше ее никто не видел. Быстрее других в безнадежности поисков Эрасмуса убедился Памфилос. Вечером злосчастного дня, нечаянно задев громоздкую амфору для пшеницы, стоявшую пустой в его комнате, он услышал подозрительный звон – перевернув сосуд, он увидел его содержимое, это были две серебряных царских драхмы МитридатаⅥ и золотой статер*, подмигнувший ему улыбкой Афины. На них можно было купить не одну лодку. Спрятав монеты, он немедленно позвал жену и дочь, приказал им быстро собирать вещи. Рабы Памфилоса с раннего утра следующего дня запрягали лошадей, грузили товар на возы, на которые перед самым отправлением в Керкинитиду усадили испуганных женщин. Сам же хитрый грек оставшийся товар поместил в лодки, за весла одной из которых сел сам, править другой поручил своему помощнику.
Благополучно обосновавшись в Керкинитиде, однажды Памфилос узнал, что волнами очередного из зимних штормов к берегам Калос Лимена прибило несколько деревяшек, в которых местные знатоки опознали его давно пропавшую лодку, видимо, разбитую буйными волнами понта Эвксинского. Но он о ней уже и думать забыл, впрочем, как и обо всей этой страшной истории. Чего нельзя было сказать о Лидии, которая тосковала о потерянном дружке. Страшное подозрение, которое временами зрело в душе молодой гречанки, и которого она сама так боялась, по-видимому, никогда не тревожило Памфилоса. Он, конечно, не мог не беспокоиться, что их внезапный отъезд из Калос Лимена может его недоброжелателями связываться с исчезновением Эрасмуса и Наркиссоса. Но мудрый грек надеялся на своих старинных друзей, которых у него было достаточно в Прекрасной Гавани, и с которыми он поддерживал деловые отношения. Они, по его мнению, должны были заступиться и дать всем интересующимся убедительные доказательства его непричастности к злосчастному событию.
– Фактически, это так и есть, – бодрился Памфилос в дни раздумий. – Ибо, я ничего толком не знаю обо всей этой странной истории, и точно не имею к ней никакого отношения. Но почему так жжет под грудью, и совсем испортился аппетит!
Деловым грекам, с которыми он имел торговые сношения, он сказал, что это простое, досадное совпадение, когда отъезд их семьи к родственникам Калисто в Керкинитиду соединили со странной пропажей дружка его дочери.
Лидия втайне горевала и один раз, не выдержав, даже решилась обвинить отца в исчезновении Эрасмуса.