– Слыхал о таком, что же, буду рад гостю.

Кажется, в его голове только что возник какой-то план, который ему самому вначале кажется неосуществимым. Но внезапное сообщение Павлоса неожиданно придает новый импульс его необычной идее.

Ночью Наркиссос не смыкает глаз, в мрачной голове мужа окончательно созревает план, нервной лихорадкой просящийся к воплощению. На следующий день, при первой же встрече с отзывчивым к просьбе друзей Евмелом он условливается, что тот заберет его вещи на свой корабль, как только будет точно известна дата обратного отправления судна в Синопу. А его самого подберет у самого западного мыса Тавриды. Кажется, Евмел немного дивится такой неожиданной просьбе, но по его непроницательному лицу ничего не видно:

– Мало ли какие вопросы требуют своего решения и могут забросить человека их купеческого дела на необитаемую пустошь? – думает он, а вслух произносит.

– Купец купцу всегда в помощь! – Евмел любит необычные и рискованные предприятия, да, и смелости Наркиссоса он удивлен не меньше – от гребца на лодке потребуются отвага и умение.

Между ними быстро устанавливается взаимопонимание. А в среде бывалых дельцов не принято много расспрашивать и «лезть в душу».

– Западный мыс Тавриды я хорошо знаю, говорит Евмел, поправляя кожаный петасос* с завязками, – но близко к скалам не подойду, опасное место для судов.

– Этого и не требуется, я буду на лодке в двухстах оргиях* от скалистого берега, главное, чтобы темнота и большие волны не помешали тебе меня заметить.

– Не помешает, «Нереида» всегда покидает гавань сразу после полудня, а штормов в ближайшее время не ожидается. Евмел заклял волны, – смеется владелец корабля.

– Да, и вот еще… Возможно, я буду не один, – неуверенно говорит задумчивый купец, теребя свою козлиную бородку.

– Женщина, – думает про себя Евмел, – неужели хочет увести одну из варварок к себе в Синопу?

А вслух произносит:

– Хоть трое, корабль выдержит, ха-ха-ха, – и он откидывает назад свои густые волнистые волосы со лба и понимающе похлопывает Наркиссоса по плечу.

Что предвещает буря

Ты навсегда обладаешь лишь тем, что

имел в детстве.

Т. Гуэрра

Асия. Была ли она красивой? Задумывался ли Олгасий, чем именно она привлекает его, в чем кроется тайна этого великого притяжения, может быть, их души были родственными?

Большие глаза нефритового оттенка, полные наивного ожидания чуда, необузданного стремления увидеть в обыденной жизни интересное и необычное, тонкая, твердая рука, умеющая держать меч и поводья лошади. В каждой общине есть люди с исключительным характером или необычными способностями. Такой была и Асия, «душа моря» – говорили про нее селяне. Будучи ребенком, она любила уединяться и бродить по морскому берегу, собирая ракушки и цветные камни, а потом выкладывать из них во внутреннем дворике замысловатые фигурки. На окрики родителей и старших детей и сама не смогла бы сказать, о чем именно она задумывается. Простор неба от голубого до индиго, сине-зеленая даль моря и степь, меняющаяся с бурого цвета к малахитовому через изумрудный, представлялись ей живыми, исполненными невыразимой тайны, притягательными своим простором. Степные пастухи делали звонкие свистульки для своих детей, были такие игрушки и у Асии. От моря недалеко добежать к родному селению Птэхрам с полями проса и пшеницы вокруг. Они отделены небольшим оврагом и густым дубово-ольховым пролеском от дикого скифского поля. Таврическая степь живет своей жизнью, смешными прыжками передвигаются куланы, прокладывая свои дорожки в густых травах полыни, белой шандры, зверобоя, чернобыльника. Все тянуться к воде, возле холодного ключа всегда людно – здесь запасаются водой несколько селений Западного побережья, в сырой земле прорыт дренаж и вода стекает в деревянную колоду, чтобы лошади и домашний скот могли утолить жажду. По ночам к ключу прибегают волки и лисы, остатки дикой трапезы – куски от разодранной туши кулана или сайги, которые не успели убрать жители деревни, наполняют воздух сладковато-приторным запахом. Негласное правило обязывает первых водоносов приходить с инструментом и очищать территорию по всему периметру возле ключа до зарослей ивняка, значит, сегодня здесь еще никого не было. Узкие дорожки уходят от источника к селениям, одна более широкая с многочисленными следами лошадиных и воловьих копыт тянется за стройные тополя в сторону Неаполиса и дальше в Феодосию и Пантикапей.