Прикрепив бумажную бирку, Соня несколько раз обмотала пакет скотчем и спустилась в машину, предварительно заново опечатав входную дверь. На улице дождило.  Дворники, поскрипывая, утюжили  стекло, ледяные капли окрасили каменистую дорогу на выезде со двора в глубокие коричневые  оттенки, подчёркивающие пустынность окружающих улиц. Мимо уже по асфальту с шумом пролетел уставший серый уазик. Соня пристроилась за ним и через десять минут была в конторе, где на удивление послеобеденная жизнь била ключом. Разговоры свидетелей, подозреваемых и следователей сливались в один фоновый шум, из которого можно было только прислушавшись выловить отдельные слова и фразы. В противовес картинке снаружи небольшой городской отдел встречал посетителей тёплым и ярким жёлтым светом дневных ламп, звонким стуком чьей-то ложечки о края кружки и тарахтеньем капсульной кофемашины. Соня с удовольствием сбросила влажную куртку, прошла в кабинет и увидела на столе кипу материалов, которые накануне отдала заместителю на проверку перед направлением в прокуратуру. Листы были испещрены разноцветными закладками  с замечаниями. От их позитивного вида, который на самом деле предвещал потраченный на исправления, порой просто перестановку слов в абзацах, день, накатил дикий приступ раздражения.

«Господи», – Соня закатила глаза и со злостью бросила на стул сумку.

Удивительный город раскинулся на равнине, выходящей к заливу в холодное заполярное море, составляющее часть океана, такого же недружелюбного и сурового. Город, построенный на костях, дороги от которого проложены заключенными – будущими мертвецами, такова была его история, отразившаяся в названии. Но люди часто строят будущее на останках прошлого, и счастливы, несмотря на поговорки, так что это не было чем-то удивительным, а скорее обыденным. «Здесь были тюрьмы, – говорили между собой дети, – мой папа мне рассказывал». Когда стало можно, у многих дома рядом с Мариной Влади стоял Солженицын. Соня его прочитала в десять.

С Анной они так и не встретились. На следующий день небо разразилось дождём, объявляя конец лета. Для Севера это была редкость, когда вода падает волной крупных тяжелых капель, обычно в воздухе висела мелкая морось или слегка подкрапывало, затягиваясь  с утра до самой ночи. В такие дни летом без отопления становилось сыро и совсем холодно, на улицу идти не хотелось, постоянно кипятился чайник, доставались  из пыльных углов старые читанные-перечитанные книжки и одеяла, негромко из родительской комнаты шумели новости. Персональных компьютеров почти ни у кого не было, они стояли у родителей на работе, и всё, во что можно было поиграть – это недолго разложить пасьянс вечером,  пока отец или мать приводили в порядок рабочее место. Поэтому порой дети собирались небольшими кучками  у кого-нибудь дома, раздавали на дурака или резались в мафию, пьяницу, пиковую даму или подключали денди или нинтендо и  занимали очередь, чтобы поиграть в марио и мортал комбат. Это лето на гостей было скудным, и Соне весь день было тоскливо: она то застывала у окна, наблюдая за пустынной улицей, терзаемой ливнем, без признаков жизни, то включала телевизор и сразу выключала, так как было лишь два канала, по которым шли театральные постановки или скучные передачи о природе, то носилась по квартире, то тренировалась ходить на руках. Один раз, надев резиновые сапоги,  решилась выйти на улицу, где одиноко побродила по детской площадке, переворачивая ногой мокрые камни. Редкие прохожие таяли за завесой из холодного ливня.