– Как каждый вечер сидит? Вацлав знает?

– Нет, конечно. Откуда ему знать. Она в свою комнату уйдет, скажет, что заниматься или спать будет, а потом через окошко – и сюда. Ее тут все хорошо знают, давалка местная.

– Ты что? Давалка – это кто?

– А то ты сам не догадываешься. Видишь, пивняк этот на трассе стоит. Сюда самые разные люди заходят, кто поесть, кто выпить, дальнобойщики отдыхают. Местные девчонки здесь лет с двенадцать по кустам подрабатывают. Ты не знал, что ли?

– Так ей что, денег не хватает? Никогда не поверю! Отец – уважаемый человек, обеспеченный, она же у него может попросить.

– Ирма-то? Да она и не из-за денег, а так, за интерес, любит она это дело, ни одних штанов сроду не пропустила. Так ты же сам нас с ней видел, чего ж сейчас удивляешься?

– Вас? Я нет, не разобрался, думал, из деревни тебя кто навещает.

– Какой деревни, она это, никак проходу не давала. Я уж и так, и сяк, а она мне хочешь здесь работать, слушайся меня, а то я так сделаю, живо вылетишь за ворота. А теперь она и на тебя глазом косит, не замечал, разве? Причем как-то не так, как у нас с ней было, в открытую. Планы на тебя, видать, серьезные надумала. А я уверен был, ты знаешь, уже все у тебя за спиной шепчутся, что Ирма глаз положила.

– Слушай, так что же мне делать теперь, она совсем проходу не даст, и Вацлав, вижу, сердится.

– А ты женись, будете жить тут у Вацлава как на курорте.

– Смеешься? Придется мне другую работу искать, только вот где не знаю.

– Ну и правильно. Я тут тоже долго не задержусь, надоело девчонку по первому требованию ублажать, да еще трястись, чтобы кто не заметил. Вацлав, он, знаешь, такой, если рассвирепеет, может и поленом засветить, горячий.

– Да, я заметил.

– А мне уже все равно. Я и так скоро уходить отсюда буду. У меня, знаешь, мечта есть, – Адам уже немного захмелел, это было заметно по тому, как поблескивали его глаза, и заплетались слова. – Я тебе расскажу, ты только поклянись мне, что никому и никогда.

Берцику узнавать тайны подвыпившего Адама совершенно не хотелось, тем более клясться за них, но он выдавил из себя что-то вежливое, чтобы зря не обидеть приятеля.

– Я хочу, – Адам приблизился к самому уху своего собеседника, – стать наемником. Вступить во Французский Легион. Знаешь, сколько там денег платят, здесь никогда столько не заработаешь.

– А как ты собираешься это сделать? Мы сейчас не во Франции.

– Есть у меня тут один парнишка знакомый. Он группу собирает, в Лион, на вербовочный пункт. Вот, у меня где-то даже бумажка была, какие там требования, сейчас найду, – Адам принялся рыться в карманах джинсов, – смотри, видишь, возраст – до сорока лет, три километра пробежать надо за двенадцать минут, тесты на коэффициент интеллекта, еще тут что-то. Хочешь, давай с нами, нас уже пять человек собралось, я тебя с кем надо в Варшаве познакомлю, тебе понравится. Вместе потом служить будем. Эх, жизнь начнется, это тебе не здесь, в богом забытой деревне сидеть.

– Спасибо, я подумаю. Но вряд ли, у меня и документы-то временные.

– Подумаешь, паспорт, не проблема, сейчас что хочешь нарисуют, только захоти.

– Ладно, посмотрим.

Эту ночь Берцик провел неспокойно, Разговоры о наемничьей службе натолкнули его на странную, бередящую душу мысль. Вдруг, это было уже в его жизни? Может, он был преступником или убийцей, там, в его прошлом таится от него самого нечто ужасное, такое, с чем нельзя мириться, жить. Память потому и не возвращается, чтобы не дать ему вспомнить страшное, что сделал он сам когда-то. Может, беспамятство – это благо для него, такая защита, посланная богом? Сейчас он живет и считает себя обычным человеком, а там, в прошлом, он мог быть чудовищем. Как он оказался у той реки, почему? Может быть, он просто сам не выдержал той жизни, которой жил тогда, и решил все оборвать в один миг? Почему нет? Такое вполне могло быть. Ведь пробовал же он то же самое в Афганистане! Только и тогда не получилось почему-то, удалось спастись. И теперь судьба дает ему второй шанс начать все с белого листа. И тот вот сюжет, что сняли Анджей с Беатой. Почему никто не откликнулся, не узнал его? Программа прошла по всей Польше, но никакого результата не принесла. Если он киллером был или преступником, наверняка ото всех прятался, не светился. Вот его никто и не запомнил.