Сначала жестами, а потом даже заучив некоторые слова, у своих соседей он выяснил, что пребывает в больнице маленькой, спрятанной среди гор деревушки. Но ему так и не удалось понять самого главного, что это за страна. Соседи называли ее по-своему, на своем языке, и название ничего не сказало ему. Он подумал, что может, вообще не знает такой страны, или забыл. Мысленно погоняв себя по географии, убедился, что приблизительные представления о мире имеет. Правда, и это упражнение ничуть не помогло ему приблизиться к ответу, откуда родом он сам.

Часто он теперь думал о том, что будет делать дальше, когда переломы срастутся, но ничего толкового ему в мысли не приходило. В голову лезли всякие, видимо слышанные когда-то или прочитанные в книгах, истории про тех, кто, выйдя из дома, пропал и никогда не вернулся, про существующее, якобы, еще на Востоке рабство, куда угоняют сильных работоспособных мужчин. Умом он понимал, что эти сказки, скорее всего, к его нынешнему положению никакого отношения не имеют. Но расшатанные непонятной ситуацией нервы давали себя почувствовать. Чем он займется, когда выздоровеет? Куда направится и как? При нем не было ни одного документа. Даже одежда, в которой он был одет сейчас – не его, дали в больнице. Эти мысли тревожили, мучили, не давали спать по ночам.


Шел четвертый день его пребывания в деревне. Он уже приноровился к графику жизни в их комнате и с нетерпением ждал прихода врача, чтобы спросить у него, когда можно будет снять давящую, мешающую дышать повязку. Наконец, кто-то отодвинул полог, прикрывающий вход. Но это оказался не доктор. Все, кого он уже видел здесь, были одеты по-восточному: в странных головных уборах, длинных полотняных рубашках-халатах, свободных брюках.

Мужчина, вошедший в комнату, выглядел по-другому. Высокого роста и очень плотный, со светлыми кудрявыми волосами, чисто выбритым лицом. Одет он был в джинсы с кроссовками и яркую майку. Остановившись в проходе между кроватями, сложил руки в традиционном жесте восточного приветствия. Трое больных ответили ему и что-то быстро заговорили, указывая на койку возле окна.

Визитер устроился в ногах кровати. Какое-то время они внимательно рассматривали друг друга. Наконец, гость протянул для пожатия руку, представился:

– Штефан.

Что-то на мгновение искрой промелькнуло в голове и растаяло. Имя оказалось знакомым, в отличие от имен других больных и врача, которые он с трудом заучивал.

– Понимаешь меня? – опять обратился к нему Штефан.

Он понимал, и это показалось счастьем. И даже смог ответить.

– Да, но это не мой родной язык, я знаю, чувствую. На каком мы говорим?

– Это английский. Расскажи мне о себе. Как тебя зовут, откуда ты? Как оказался тут?

– Я не могу. Ничего не помню о себе. Ничего.

– Да, история. А ты не выдумываешь? Может, не хочешь говорить, скрываешься?

– Нет, я не вру. Пожалуйста, поверь мне. Я ничего не знаю. Мне и самому страшно. Помню только, как пришел в себя на берегу реки.

– Кто же ты такой? По-английски говоришь с акцентом. Но вроде европеец. Внешне похож на грека или испанца. Что же нам с тобой делать?

– А где я?

– В смысле?

– Что это за страна?

– Ты и этого до сих пор не знаешь? Мы в Афганистане. Тебя нашли на берегу и притащили сюда, в больницу. Вся деревня только о тебе и говорит, ты теперь у них первая местная достопримечательность.

Афганистан… Это слово совсем ничего не напомнило ему. Нет, конечно, он знал, что есть такая страна. Но что делает здесь он сам, как оказался, и откуда, этого понять все еще никак не получалось.

– А ты сам кто? Откуда? Твое имя кажется мне знакомым.