Тоже отдельная глава из всех отдельных глав.

Таким учителям и таким людям надо ордена и памятники.

И память – учеников и родителей учеников, потому что «воспитание» – это не только про стояние в углу.

Тамара тоже была нашим классруком. Классручкой.

Нам бы рассказал кто, дуракам, какая картина мира будет в голове, когда мы вырастем и поймем. Но это непостижимо и недостижимо. Никогда детям не объяснить, а после взрослым жалеть о той глупости – напрасные слезы.

А я порой сожалею – могли бы и поумнее, и поспокойнее и посмирнее быть!

Тамара Алексеевна. Это такой член КПСС. В красном платье на пуговицах спереди. Мы все знали, сколько их, этих пуговиц, но сейчас я не вспомню.

И ногти. Что немного диссонировало с образом партийца. Темно-красные, с длинным маникюром на уже почти старческих руках.

И дрожь в классе первые три минуты урока.

– К доске (отвечать) идет.. к доске идет.. – и кровавый ноготь скользит по столбцу фамилий…

Тишина в зале, фамилия, тяжелый вздох, печальный выход.

– Остальные работают фронтально!

Эту фразу мы еще долго после школы вспоминали и хохотали.

Потому что ничто не могло сравниться с тем облегчением, когда ты понимал, что сегодня ты фронтально работаешь, а не стоишь, как на эшафоте, возле доски.

Тамара Алексеевна тоже была очень с нами близка.

Насколько ей позволяли ее строгость, постоянная занятость и болезнь.

Кажется, уже тогда она боролась с серьезным недугом, потому что было видно, что человек страдает.

Мы даже толкали друг друга ногами под столом и кивали, мол, видишь, плохо. И вели себя поприличнее, если могли.

Тамарочка Алексеевна, простите нас, дураков.

А вот еще один фантом!

Еще одного имени не помню, но вдруг вспомнила, что был человек!

Мы как раз только приехали. Прям вот с поезда, первая неделя, может, в школе, только Эрик пригрел да Оксана пальцем погрозила, а тут – внеклассное чтение.

Учительница русского языка и литературы.

Ей же нужно было понять, что за человек в классе появился. И чтоб не пытать по школьной программе, потому что что-то могло быть упущено при переезде, мне предложили рассказать о книге, которую я прочитала последней.

А я прочитала!

В то время моим проводником в книги была мама (да и сейчас порой).

Она-то мне и «подсунула» Катаева с его воспоминаниями в прелестной книге «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона».

Такое сложное название и такое волшебство внутри!

Книга до сих пор значится моим фаворитом, и перечитывала я ее несколько раз, и даже купила «тот самый экземпляр», какой у меня был в детстве, 1983 года, потому что прежний сожрала Геенна Огненная.

Так вот, про урок.

Я принесла с собой книгу как подтверждение, что это правда такое название, я не придумала. Ну и вдруг попросят что-то особое зачитать.

А класс-то новый. И все такие смотрят – ну-ну, скажи-ка нам.

И я такая, большой любитель аудитории (нет, если спеть, то я пожалуйста!).

Словом, оказалось не так страшно.

Нужно было только начать.

«На самом деле книга – не про разбитую жизнь». И все. Дальше аудитория была моя. И меня не хотели отпускать (оваций не было), и просили дальше-дальше, и в итоге, что самое интересное, выяснилось, что учитель-то наш не читал! Не знал, что у прекрасного и великого Катаева есть такое произведение.