Комнаты в доме Конды устроены были так, что примыкали к находившейся посередине большой печи, как лепестки цветка. Рядом с печью располагались скамьи, устланные теплыми шкурами, еще в комнате имелся стол, а на нем – светец. Конда подготовился к их приходу, либо постоянно держал комнату убранной для гостей.

Лица у всех были напряженные, беспокойные. Только Устин вскорости начал зевать, потом растянулся на одной из лавок, укрылся меховым одеялом и сразу же громко захрапел. Да еще немой Васька, усевшись за стол и подперев голову рукою, оглядывался по сторонам с таким изумлением, как будто очутился в царских палатах. Что, интересно, было у этого бедолаги на уме?

Михаил подсел ближе к Буткову и, настороженно посматривая в сторону входа, шепнул ему:

– Не ждал я, что мы прямо в городок войдем. Князь их, кажется, не из мирных…

Бутков, чьи сведенные брови выдавали тревогу, отмахнулся и произнес с деланой уверенностью:

– Конда со мной заодно. Человек он опытный, все тут знает. Себе на вред не присоветует.

– И все же лучше нам ночью оставить одного человека на страже, – вполголоса добавил Михаил. – И пищали держать под рукой.

С лица Буткова не сходила неискренняя улыбка; он кивнул, его взгляд оставался предельно серьезным.

– Это само собой.

Тут вернулся Конда, а с ним пришла Севеда, безмужняя, нестарая еще женщина, дородная, в обычном остяцком платье, но с богатым монистом на шее. Бутков сразу догадался, что у Конды она была не только работницей, но и полюбовницей. При его племяннице она состояла кем-то вроде воспитательницы и на старательную девушку переложила долю обязанностей по хозяйству, хотя ее и любила. Севеда и купец принесли кадушку нагретой воды и деревянный поднос с едой. На подносе было угощение не чета тому, которое давеча досталось самому Конде у костра, – там лежали яйца, сыр, большой кусок мяса, сушеные ягоды, орехи…

– Отдыхайте с дороги, вот – можно умыться… О деле продолжим вести речь завтра, – сказал Конда. – Вы устали, да и час поздний.

– Как мы говорим, утро вечера мудренее! – вставил Бутков.

Конда кивнул.

– У нас тоже так говорят. Света вам довольно или зажечь еще лучину?

– Благодарствуем, всего довольно.

Хозяин дома и Севеда вышли. Улыбка сразу же сошла с лица Буткова.

– Волк, побудь на страже. Михайла потом тебя сменит, и поспишь вдосталь.

– Добро, – отозвался молодой человек.

Михаил и Бутков расположились на лавках и скоро заснули, несмотря на подобный грому храп Устина.

Ночь прошла без особых происшествий. Утром Конда заглянул, чтобы перемолвиться с Бутковым.

Волка заинтересовал этот человек, называвший себя купцом и бегло говоривший по-русски. Такого типа он пока не видывал. На какой торговлишке он так поднялся и почему теперь решил пойти против своих? Только ли ради золота?

Конда присел к столу рядом с Бутковым.

– Севеда принесет вам утреннюю трапезу – я ей велел. Я пойду переговорю с кем надо, предупрежу о вашем прибытии. К обеду, пожалуй, вернусь.

– Не дивно ли это, что воеводины посланники первым делом к тебе направились, да еще тайком, под покровом ночи? – с тревогой в голосе спросил Бутков. – Не заподозрят ли неладное?

Конда пожал плечами.

– Говорю же, после князя я – набольший человек в городке. Кому принимать вас в его отсутствие, как не мне?

– Князь нынче не здесь? – переспросил Бутков.

– Он вернется через четыре дни, как раз накануне праздника. Днем он будет молиться богу Раче в святилище вместе со своими витязями, а ночью там останутся только жрецы, чтобы воздать Раче хвалу и принести ему подношения. Их будет всего несколько, и они не воины; тогда вы легко возьмете идола, золота почти в человеческий рост.