Ания смотрела на караванщика широко раскрытыми глазами, полными ужаса. Все ждали. Скифид с серьезным видом приподнялся, налил в кубок воды, потом резким движением плеснул в девчонку, от неожиданности происходящего у ребенка захватило дух, и она замерла с открытым ртом и с не менее открытыми глазами. Кирилл тоже налил воды в свой кубок и спокойно подал дочке, та, недоумевая от того, что ей предложили, кубок приняла, немного подумав, глядя на воду в кубке, потом поглядела в лицо отца. Тот ей кивнул, одобряя ее решение, и плеснула воду в лицо Скифида. Тот сделал глубокий вдох и выдох, разбрызгивая воду на всех, делясь ею с каждым, и засмеялся так, как не смеялся, казалось, никогда. Дети взорвались звонким смехом – это была победа над страхом, который сжимал их сердца всю их жизнь. В шатре так смеялись взрослые и дети, что все в караване невольно нет-нет да и посмотрят на шатер, где веселился народ. Веселые и довольные мужчины вышли из шатра и пошли в сторону клеток с рабами. Вслед за ними вышли дети. Кирилл взял младшую Манилу на руки и в окружении своих детей пошел к рабам, они шли вдоль клеток с рабами, и все рабы глядели на них, как на совсем других людей, как будто они только что спустились с небес, а не вышли из клетки для рабов. Никто из рабов не выронил ни слова, просто смотрели, и взгляды эти красноречивее слов были.

Кирилл дал старшей дочке кошель с деньгами и она несла его широко раскрытым, младшие дети раздали медные монеты каждому рабу, вкладывая в руку и желая им доброй судьбы. Рабы принимали их молча, иные плакали, иные просто смотрели на монету, зажимали ее в кулаке, боясь потерять. Шествие остановилось возле клетки с тем самым рабом, что недавно привлек внимание Кирилла.

Его выпусти, пожалуйста, он нужен мне, – Кирилл сказал это и посмотрел Скифиду в глаза.

А что, и выпущу, что мне стоит выпустить какого-то там раба!

Он подозвал жестом охранника, который был неподалеку, и приказал ему вывести из клетки указанного раба.

А это твой дядя, которого ты не видел сто лет, – Скифид говорил с явной издевкой.

Нет, это просто человек, который мне нужен, – спокойно произнес Кирилл, не обращая внимания на тон своего друга. Раба вывели под руки два охранника, готовы подавить любой мятеж, поставили перед Кириллом, не отпуская.

Отпустите его, и, пожалуйста, оставьте нас наедине.

Кирилл был непреклонен в своем решении остаться наедине с этим рабом, и это чи- талось в его голосе, поэтому охранники не стали перечить, тем более что они хорошо знали, на что он был способен, да и сам раб тоже имел возможность насладиться зрелищем боя, в котором первой скрипкой был человек, его освободивший.

Дети, пойдемте я вас на коне покатаю, – сказал Скифид и увел детей за собой. Дети явно идти не хотели и постоянно оглядывались, но все же ушли.

Идем, – сказал Кирилл и пошел к реке. Раб пошел за ним, но не как раб за хозяином, а как свободный человек за равным. На берегу Кирилл сел на песок и, дождавшись того, пока его собеседник сел рядом, глядя на воду, сказал:

Рассказывай, только правду, кто ты и за что в рабство угодил.

Нечего мне рассказывать, да и с чего начать даже не знаю, – сказал мужчина явно растерянным голосом.

Начни сначала, – Кирилл продолжал смотреть на воду.

Зовут меня Холгас, я был командиром личной охраны Мандраса, князя пограничных земель Колгании, моей страны. Не всем удается подняться из простых до такого положения, и, естественно, не все мне были рады в высшем обществе. Ну а потом на мою беду мой господин, доверяя мне, наверное, предложил жениться на его дочери, зная мои к ней чувства. Я, естественно, согласился, потому что думал, что дочь моего господина, несравненная Адидель, тоже любит меня. После нашего разговора с Мандрасом я, окрыленный, побежал к своей любимой и рассказал ей о предложении отца, но вот только особой радости не увидел в ее глазах, потом мы даже, не помню из-за чего, рассорились, и я пошел к себе. А на утро меня арестовали мои же солдаты и обвинили в убийстве моего князя. Судили меня быстро, а обвинителем был тот, кто ранее подчинялся мне по службе, за него и вышла замуж моя Адидель, ну вот и все вроде бы, – Холгас говорил спокойно и без эмоций. Видно, все перегорело в его душе, и он перестал по этому пово- ду переживать, во всяком случае, сильно переживать, но Кирилл помнил, как побелели костяшки сжатых в кулак пальцев, когда Скифид рассказывал его историю.