Потеряв любимого белого кота, евнух перенес свою привязанность на желтую кошку. Каждый раз по возвращении на постоялый двор, если у него при себе имелось съестное, всегда кормил ее. Однако кошка хоть и брала у него корм, но благодарностью не платила, сколько Ди Ишэн ни подзывал ее, она никогда к нему не подходила. Одним вечером евнух потратил три таза воды, чтобы тщательно вымыть кошку, а затем аккуратно уложил ее у изголовья. Однако не успел он и трубки выкурить, как кошка вскочила, отряхнула влажную шерсть и отправилась спать на золу в очаге. Цзинь Лань в душе веселилась, ведь он зря извел три таза чистой воды.

Увидев, что Цзинь Лань придушила кошку – да так, что та судорожно сучила всеми лапами, Ди Ишэн решил, что кошку решили умертвить, и врезал кулаком по спине мучительницы. Цзинь Лань отлетела в сторону, а кошка обрела избавление. Но приземлившись, она не удрала, а, выпрямив передние лапы и подогнув задние, села с поднятой головой и словно судья принялась холодно наблюдать за разборками Цзинь Лань и Ди Ишэна.

– Если бы я задержался, ты бы и кошатину начала есть? – орал евнух голосом гусака.

– И что с того, если бы съела? – ответила женщина. – Я не позволяла ей лопать сереньких, так она показала норов и перестала их ловить! Эти два дня грызуны устраивают на кухне кавардак, ты разве не слышал?

Фуцзядяньцы привыкли называть мышей серенькими.

– А почему ты не давала ей есть мышей? Сама их ешь, что ли? – не успокаивался Ди Ишэн.

– Да хоть бы и так, только я тоже не ем такую дрянь. Разве ты не слышал, что за трупики сереньких деньги дают?

– Да ладно, брехня это. Ты сходи-ка на улицу, увидишь – если где в доме поймали мышь, ее выбрасывают наружу. Коли знаешь, как поменять мышей на деньги, то не отнимай съестное у своей кошки, а просто собери лежащее на улице!

Цзинь Лань разочарованно смотрела на Ди Ишэна.

– Ты ведь говорил, что сегодня уйдешь на целый день. Чего так рано вернулся?

– Это все по милости постоялого двора «Три кана». – Ди Ишэн сплюнул мокроту и, недовольный, продолжил: – Я теперь куда ни пойду, все от испуга запирают ворота!

Цзинь Лань рассмеялась:

– Так ты же не больной, чего им бояться? Ба Инь заразил У Фэнь, потому что они спали на одном кане, лицом к лицу, уста в уста. Ты же не был с У Фэнь так близок, как мог заразиться? Опять же Комитет по борьбе с эпидемией разве у нас тут все не продезинфицировал?

– Да будто бы кто знает, как передается эта зараза! Кто-то говорит, что если серенькая коснулась чашки, а ты потом ее использовал, то можешь заразиться. Другие утверждают, что если мышь пробежала по кану, а ты потом там поспал, то тоже подхватишь болезнь.

– Ну тогда я чаще буду мыть чашки и протирать кан, этого ведь достаточно? В любом случае, колодец у нас рядом, воды на такое дело хватит. Даже не знаю, сколько народа уже заболело. Ты не спрашивал?

– Как же, не спрашивал… В здании Торговой палаты на Восьмой улице изолировали пятерых заболевших, среди них только один как-то связан с постоялым двором.

Цзинь Лань тут же поинтересовалась, кто это.

– Это Чжан Сяоцянь, у него такой жар, что на ногах не держится, вчера вечером жена и троюродный брат его на носилках принесли.

– А тех, кого туда доставили, смогут вылечить? Мне не верится. Если вдруг ты заболеешь, то я тебя туда не отправлю, не доверяю я им. Я бы народными средствами наверняка тебя исцелила.

– Ты так беду на меня не накличешь? – Ди Ишэн хотя слегка и рассердился, но поскольку в словах женщины все же слышались забота и привязанность, то его тон сразу смягчился. – И как ты собираешься исцелять? Можно мне узнать твои народные средства?