Степаныч расхохотался так, будто он был женщиной за пятьдесят, а перед ним юродствовал живой Петросян. Алексею стало мерзко, хотя минуту назад он думал, что хуже быть не может: голова его болела невыносимо, кроме того Алексея тошнило.

А ехидный Степаныч продолжал заливаться.

– Молодец, Маринка! Ай да девка, вся в меня! Жалко только, что яйца тебе не отбила!

– С отбитыми яйцами, Виктор Степанович, я вам внуков никогда не сделаю, – не без язвы вставил Алексей.

Степаныч моментально стал серьёзным.

– Вот скажи, чего тебе не хватало? Тебе что, моя дочь не нравится, а? Уже не встаёт на неё, что ли?

Чтобы его не вырвало, Алексей перевёл взгляд с рассерженного тестя на моложавого Путина, который неискренне улыбался с портрета на стене.

– Думаю, как мужчина вы должны меня понять… – аккуратно произнёс Алексей, – все не без греха, вы ведь тоже иногда… и даже вот он…

Степаныч упёрся взглядом в портрет и кардинально изменился в лице. Затем встал, быстрым шагом дошел до двери кабинета и ещё плотнее её закрыл.

– Ты это брось! – тихо, но твёрдо произнёс он, усаживаясь обратно в своё кресло. – Мне можно, моей жене, слава богу, скоро на пенсию! И потом, я за тридцать с хером лет брака ещё ни разу не попался, тьфу три раза, дай по твоей голове постучу… А ты, козёл безрогий, на ровном месте засыпался. И где! И с кем! Мог бы уже научиться соблюдать культуру блядства, особенно на рабочем месте!

Алексей обречённо кивнул. Спорить с этим ему не хотелось, тем более что его тесть был абсолютно прав.

Степаныч резко повернулся на кресле и ткнул указательным пальцем портрет.

– А его не нам с тобой судить! Понял? Тем более что ничего не доказано… фотоматериалов-то нету… а про тебя есть!

Степаныч откинулся на кресле и улыбнулся собственной шутке. Алексей попытался улыбнуться в ответ, но у него не получилось.

– Только вот не надо мне рожи корчить! – доставая из портсигара две сигареты, сообщил Степаныч. – Я и сам это не хуже тебя умею. Виноват, так и скажи: виноват, Виктор Степанович, не устоял перед соблазном, постараюсь исправиться в следующей пятилетке…

– Виноват, исправлюсь, – выдал укороченную версию покаянной речи Алексей.

Степаныч покачал головой, затем протянул ему сигарету, а другую закурил сам.

– Знаешь, Лёш, – сказал он, выпуская дым прямо в закрытый полиэтиленовым пакетом пожарный датчик на потолке, – ты мне очень симпатичен, и у меня к тебе никогда никаких вопросов не было, но тут… как мужик я тебя понимаю прекрасно. Я с утра специально на седьмой этаж спустился, чтобы на эту Ерёмину посмотреть… ну, брат, губа у тебя не дура…

Степаныч приложил кисти обеих рук к груди и покачал выставленными вперёд локтями, попеременно вскидывая брови.

– Виктор Степанович, не надо… – взмолился Алексей.

– Стыдно, да? – поинтересовался сияющий, как энергосберегающая лампочка, Степаныч.

– Да, стыдно, – ответил Алексей, – а ещё, мне очень плохо, Виктор Степанович.

– Пить надо меньше, дорогой друг, и на чужих баб в рабочее время не залазить!

Алексей бессильно уронил голову на грудь и уставился на собственные колени. Ему было уже всё равно, что ещё скажет тесть, и что вообще будет дальше. Единственное, что ему хотелось – чтобы это всё поскорее закончилось.

– Так, с морально-этической стороной проблемы покончили, – неожиданно заявил Степаныч, – переходим к стороне практической.

Алексей поднял голову.

– В смысле?

– В прямом. Ты в курсе, кто тебя пожопил? Мысли? Подозрения? Версии?

Алексей сделал вид, что задумался, потом ответил:

– Без понятия.

Степаныч уставился на зятя, словно детектив из американского кино.

– А денег никто не вымогал? Звонки, может, какие были?