– Ушел. Эх ты…

Вовка, видя, что Уголек воздерживается от оценки его произведения, надул губы.

– Славная псина, – грустно сказал Уголек. – Чья же она?

– Может быть, ничья. Ведь без ошейника.

– Правда! Вдруг ничья? Может, потерялась…

Полыхнув нарядным цветастым платьем, к машине проплыла Вовкина мать.

– Вовочка, мы едем.

– Ну, пока, – сказал Вовка-художник.

– Ты не знаешь, как его звать? – глупо спросил Уголек у захлопнувшейся дверцы.

Машина выпустила синий дымок и укатила со двора.

Уголек шел домой с опаской. Но мама уже отыскала и ручку от мясорубки, и веревку. А порванный провод от утюга она еще не видела. Поэтому она не вспомнила о пистонах, и Уголек не получил ни шлепков, ни подзатыльника. Мама весело велела ему смыть с себя мазут и садиться обедать. А сама стала собираться в клуб. Она спешила на занятие оперной труппы. Мама всегда куда-нибудь спешила: то на работу, то в вечерний институт, то на репетицию.

– Не хочется есть, – сказал Уголек. Он и думать не хотел о еде. Он думал о щенке.

Уголек вздохнул и позвал:

– Кис! Вьюн! Иди сюда, морда.

– Бедное животное, – жалобно сказала мама. – Ты, Уголек, ненормальный…

Но это была неправда. Голова Уголька работала отлично. Он даже закончил второй класс без “троек”. “Тройку” вывели только по рисованию. Уголек не меньше других любил гонять футбол, прыгать сарая. и лазить за малиной в огород Курилыча. То есть он был вполне нормальным человеком.

Но у него была страсть: он бредил собаками. Конечно, есть люди, которые равнодушны к собакам. Есть даже такие глупцы, которые боятся собак. Эта повесть не для них. Им не понять человека, в груди которого бьется сердце, полное любви ко всем собакам на свете: к лохматым городским дворнягам, к мужественным пограничным псам, к смелым караульщикам овечьих стад, к благородным представителям охотничьих пород и даже к бесприютным динго – жителям. Австралийских степей.

Конечно, если бы имел Уголек свою собаку, он излил бы любовь на нее одну.

Но не было собаки.

В прошлом году, летом. Уголек чуть не стал самым счастливым.

Он шел с мамой в соседний гастроном и у крыльца магазина увидел пса.

Пес был большой и пегий. Он линял, и шерсть висела клочьями на худых боках. У него была добрая розовая пасть и чудесные коричневые глаза.

– Ох, какой ты… – выдохнул Уголек. Он медленно поставил на асфальт сумку с банкой для сметаны. Он сел перед псом на корточки.

– Боря! – воскликнула мама и певуче застонала.

Сидя на корточках. Уголек был ниже собаки. Пес перестал зевать. Веселыми глазами он посмотрел на Уголька и, поднимая пыль, заколотил по асфальту тяжелым хвостом.

– Псина. Милая, – сказал Уголек. Он притянул к себе мохнатую голову с полувисячими ушами и прижал ее к плечу. Милая псина облизала Угольку ухо. Сердце Уголька от радости запрыгало, словно крышка на кипящем чайнике.

– О-о, – проговорила мама издалека, потому что боялась собак больше, чем мышей и скарлатины. – О-о… Не прижимай это чудовище.

Чудовище облизало Угольку второе ухо.

Пока сын обдумывал, какой угол в квартире лучше подойдет для собаки, а мама выбирала место, чтобы упасть в обморок, на крыльце раздалось постукивание. Из магазина вышел человек с седой щетиной на подбородке и деревяшкой вместо левой ноги.

– Балалай, – сипло позвал он.

Балалай бросил Уголька, медленно поднялся и описал вокруг хозяина ленивую орбиту. Как большая планета вокруг светила. Светило, что-то бормоча, прятало в кармане зеленое горлышко поллитровки.

Уголек молчал. Но в его черных глазах, наверно, была такая тоска. что человек решил снизойти до разговора.