– Откуда вы все знаете? – удивилась Ада.

– У меня подруга работала такси-гёрл.

– А где она сейчас?

– Вышла в люди… То есть замуж.

Первая любовь Клима, китаянка по имени Джя-Джя, приехала в Шанхай из Кантона, где девочкам не бинтовали ноги. В «Гавану» не брали цветных, но Джя-Джя была так хороша, что для нее сделали исключение.

Клим влюбился в нее с первого взгляда. Он спускал все деньги, чтобы потанцевать с нею, каждый день провожал её до дома и дрался с матросами, если они осмеливались назвать её узкоглазой.

Хозяин чайной компании, где служил Клим, узнал, что тот собрался жениться на цветной, и подговорил своих дружков скинуться деньгами и выслать «паршивую овцу» из Китая. Шанхайские джентльмены свято блюли честь высшей расы и делали всё, чтобы китайцы даже думать не смели о браках с белыми.

Клима скрутили и отвезли в порт, но русский пароход уже ушел, и ренегата посадили на судно, следовавшее в Буэнос-Айрес, – так Клим попал в Аргентину.

Надеясь скопить на обратный билет, он работал как проклятый: сначала в типографии, а потом в газете. Он писал Джя-Джя страстные письма и обещал увезти её в Россию, но вскоре от Марты пришла телеграмма: какой-то купец забрал его душеньку к себе в гарем.

Джя-Джя так и не узнала, что Клим превратился в одного из лучших журналистов Аргентины и был вхож к самому президенту. Ну, дай Бог ей гаремного счастья!

Клим думал, что никогда не забудет её, а вот поди ж ты – познакомился с Ниной, и опять все пошло по новой: огонь в глазах, в голове – сладкая неразбериха. Но и эту женщину он потерял: гражданская война и тиф изменили её душу до неузнаваемости.

Войдя в «Гавану», Клим отвел трепещущую Аду к гримерке, а сам отправился в ресторанный зал. Там уже было полно туристов и военных моряков с кораблей Великих Держав. Публика была исключительно белой: два здоровых вышибалы следили, чтобы в двери не дай бог не сунулись азиаты или негры.

Филиппинский оркестр наигрывал фокстрот, между столиками сновали официанты в белых куртках – они работали за чаевые и еду и из кожи вон лезли, чтобы услужить клиентам.

«Гавана» тоже изменилась. Теперь над столами висела реклама пива, подсвеченная лампочками, – а ведь раньше тут все освещалось газовыми рожками. Кирпичные стены оштукатурили и расписали фресками, сцену переделали… Только закопченный бар остался прежним – с его рядами разномастных бутылок, мутными зеркалами и золоченым божком удачи на верхней полке.

Из задних комнат показались такси-гёрл и чинно направились к своим столикам. Ада появилась последней: ей подмазали брови и губы и воткнули в волосы красный цветок. Два английских матроса сразу же бросились к ней с билетами, и Ада, растерявшись, стала искать взглядом Клима. Хорошо хоть управляющий подошел к ним и поделил, кому из кавалеров танцевать первым.

Грянула музыка, и Ада пропала в веселящейся толпе.

– Ну, с почином твою девицу! – сказала Марта, подсаживаясь к Климу. – Меня уже многие про нее спрашивали.

– Она ещё совсем ребёнок… – начал Клим, но Марта его перебила:

– Подумаешь! Когда я стала такси-гёрл, мне и тринадцати лет не было. А ты всю ночь собрался её караулить?

Клим кивнул.

– Не бойся, ничего с ней не случится, – засмеялась Марта. – Я уже предупредила наших, что твоя цыпочка пока не будет работать наверху.

Светало. Над крышами поднимались дымы, где-то вдали кричали петухи, а по улицам спешили первые разносчики с бидонами и корзинами на коромыслах.

Ада брела, опираясь на руку Клима: новые туфли в кровь стерли ей ноги.

– Спасибо, что вы подождали меня, – лепетала она пьяным голосом. – Я раньше думала: «А зачем мне вообще жить? Что меня ждет в будущем?» Но с вами мне совсем не страшно… Я буду работать, и мы как-нибудь справимся, правда?