– Если ты думаешь, что я… – очень хотелось вцепиться Жоре в горло, забыв о последствиях.

– Не думаю, – безмятежно перебил Штопор. – Конечно, ты не захочешь бегать у меня на поводке, ты всё же капитан! Гордый свободный торговец. Но если мы не договоримся, я вызову подмогу, ты все равно лишишься корабля, и твою команду на берегу так и так ждет Черная биржа. Если договоримся полюбовно, ты уйдешь, но я оставлю всю команду и гарантирую им работу и еду. Никто чужой не ступит на палубу твоей красотки как хозяин. Я сейчас сгоняю на ней в пробный рейс, чтоб оценить, как вы вели дела. На обратном пути я буду в Атолле, заходи, если интересуешься новостями. Возможно, потребуется перерасчет.

– Что делать, капитан? – приглушенно спросил Марко, заранее согласный с любым моим решением.

Я смотрел в потолок, чувствуя отчего-то странное спокойствие.

– Мерзавец прав, мне очень тяжело отдавать крошку в чужие руки. Но если вы за ней присмотрите… А если я тоже захочу остаться?

– Это не обсуждается, – встрял Штопор. – Ты приговорен к разлуке с "Милой бестией" до полной выплаты долга. Иначе снова сбежишь, я тебя знаю.

– Тогда мы уйдем вместе с капитаном, – раздалось несколько голосов, но я остановил их, сказав, что должен хоть так заботиться о судне и команде. Чем лучше они будут работать, тем быстрее мы встретимся.

– А если они накрутят всякие добавки к долгу и крошка никогда к нам не вернется? – уныло спросил Витёк.

– Командование отдаю вам, боцман, – я обратился к Марко. – И постараюсь подписать такой залог, который оставляет наименьшее пространство для жульничества. Документ будет у вас. Если четыреста золотых заплачены, а эти морские дятлы требуют что-то сверху, советую вам просто срываться с цепи и уходить. Любой суд признает ваше право, даже суд Черной биржи.

– Я так и сделаю! – грозно пообещал Марко.

– Чем лучше они будут работать, – шепнул мне на ухо Витёк, – тем выше годовую налоговую ставку Жора запишет при перерасчете!

– Знаю, – процедил я. – Обсудим. – И громко обратился к Штопору: – Мы можем попрощаться?

– В моем присутствии, – сухо ответил Мезенцев. – Пиши закладную и собирай вещи. Желаешь остаться ждать попутку здесь, на Луриске?

– Какие варианты?

– Пойдешь со мной и пересядешь на первый встречный биржевик, идущий к Побережью.

– Согласен. Так быстрее.

Мезенцев внимательно посмотрел на меня со смесью недоверия и уважения. Видно, не мог представить, как я решусь предстать перед его командой уже не капитаном, а… даже непонятно кем. Насмешек и подколов будет множество.

– Чего уставился? – я как мог сохранял нахальство. – В плену у пиратов есть свой интерес. Будет о чем рассказать внукам!

Я написал закладную на отработку долга моей командой под началом капитана Штопора с условиями, которые всячески ограничивали его власть над крошкой.

Поставили три подписи: боцман свою, как остающийся, Жора свою, как принимающая сторона, ну и я, дождавшись, пока Витёк отвернется, кольнул палец ножом и поставил метку кровью. Претензию с печатью я так и не признал и не подписывал. В случае суда такой залог считается вымогательством. Жаль только до суда нам не дойти. Если хочу вернуть корабль, лучше помалкивать и поддержать правила игры.

Мне позволялось забрать один комплект одежды и бытовые мелочи. Ничего на продажу, ни гроша денег. Поскольку все материальные ценности в моей каюте и в общем бюджете судна считались отныне частями долга Черной бирже.

На палубе скорбно выстроилась вся команда. Я успел сказать боцману, что в пробном рейсе нужно не слишком стараться. Он отдал мне свой фирменный нож, мол, с ним я точно не пропаду. Заложники отводили глаза и кратко бормотали слова прощания, понимая, что они остаются дома, ухожу я. Моя "свобода" хуже их рабства.