Всё было то же самое, что и десять минут назад: так же зеленела трава, так же, едва ощутимо, ласкал лицо легкий ветерок, но тем не менее в мире, окружающем сейчас Сергея, было что-то иное, совершенно новое, нежели перед полетом.

Он отстегнул привязные ремни, встал в кабине Яка, но тут же снова опустился на тугую подушку спасательного парашюта, втиснутого в чашку сиденья.

Командир звена Егоров подошел к Евгении Шиповой, улыбнулся:

– Поздравляю, Женя, – произнес он негромко. – Поздравляю от всей души. Всё наконец-то свершилось… Какой это у тебя по счету?

И внимательно всматриваясь сквозь стеклянный купол вышки стартового командного пункта в выражение лица своего курсанта, идущего к ней с докладом, Шипова сказала:

– Это мой сорок третий, Саша… Сорок третий… – повторила она задумчиво и сама, не зная почему, грустно, затем повернулась навстречу Сергею, поднимавшемуся по крутой лестнице.

–Товарищ пилот-инструктор, курсант Романов выполнил первый самостоятельный полет, разрешите получить замечания? – он четко оторвал руку от шлемофона и стоял по стойке смирно, с напряжением ожидая ответа командира.

Шипова дружески положила ладонь на его плечо:

– Замечаний нет, все хорошо, можешь отдыхать, пилот Романов.

Короткое слово «пилот», она подчеркнула с видимым удовлетворением.

Вечером, когда село солнце и по лесостепи неслышно поползли сумерки, Сергей вышел из палатки. До отбоя было еще больше часа, и он медленно побрел по пробитой в высокой траве тропинке. Хотелось побыть одному, подумать – сегодняшний день был переполнен эмоциями. Срезав гибкий прут, он машинально сбивал им головки полевых цветов. Прошагав с километр, повернул направо, направляясь к озеру, затерянному в кустах – излюбленному месту курсантов, бегающих сюда купаться. Пройдя еще немного, Сергей почувствовал запах дыма, а затем увидел на берегу крошечный костерок, возле него кто-то сидел. Под ногой внезапно треснула ветка, и человек оглянулся. Это был Максим Кленов. Сергей опустился рядом с ним на траву.

– Чего это тебя на природу потянуло, гуран?

Максим не ответил. Обхватив руками колени и опустив на них подбородок, он недвижно смотрел на огонь. В его тоскливом взгляде отражалось угасающее пламя.

– Да не заболел ли ты часом? – Сергей тронул его за плечо. – А, Макс?

Тот тяжело и прерывисто вздохнул:

– Да, я заболел, старик, только моя болезнь не лечится…

– Любая лечится, ты это брось, говори прямо, что случилось?

Максим поднял голову, взял несколько камешков, кинул по одному в озеро, стараясь попасть в разбежавшийся круг воды.

– Моя болезнь редкая, – глухо прозвучал его голос. – Называется она – «высота выравнивания самолета». Не слышал о такой?

– Помешался на полетах, что ли?

– То-то и оно… Не вижу я эту самую высоту, хоть тресни! Из всех посадок раза два-три сам сел, да и то под бдительным контролем мамочки. Только об этом пока знаем я и Шипова… Да вот теперь ты.

– Эт-то новость! – Сергей удивленно сдвинул берет на затылок. – Почему ты раньше-то молчал? Лично я не скрывал, когда у меня были серьезные проблемы, делился с тобой… Что, в самом деле не видишь высоты начала выравнивания?

– Именно! – Максим нервно изломал сухую ветку, швырнул ее в огонь. – Не вижу, и все тут. Я уже почти всю программу по кругам отлетал, а воз и ныне там. На пилотаж времени почти не осталось. Мама все надеется, что полечу, поэтому не докладывает начальству, понимает, что никто не позволит зря горючку жечь. Если, это дойдет до «комода», тут же отчислит по летной неуспеваемости, – голос Максима дрогнул.

– Да, всё так, – согласно кивнул Сергей. – Казак мужик конкретный, церемониться не будет… – А ты пробовал при посадке на желтый круг смотреть, который от вращения винта образуется? Помогает ориентироваться по высоте – мамин рецепт.