– Как ты веришь в это дерьмо? – прошептал он мне на ухо, помогая застегнуть цепочку.

Я приподняла волосы, чтобы ему было удобнее, и тихо ответила:

– Нужно же во что-то верить.

Теплая тяжелая рука коснулась шеи. Я смотрела в его доброе простое лицо, карие глаза и вдруг поняла, почувствовала, что ему хочется меня поцеловать. Он покраснел и отвернулся.

Дорогая Астрид!

ТЫ СОШЛА С УМА?! Я запрещаю тебе: 1) принимать крещение, 2) называть себя христианкой и 3) писать мне на этой идиотской бумаге. Ты не будешь подписываться «возрожденная во Христе»! Или ты не знаешь, что Бог мертв? Умер сто лет назад, потерял интерес к миру, ушел играть в гольф. Я воспитывала в тебе чувство собственного достоинства, а ты объявляешь, что отказываешься от всего ради какого-то Иисуса с рождественской открытки? Было бы смешно, если бы не было так отчаянно грустно.

И не смей просить меня принять Иисуса спасителем и омыть душу в крови Агнца. Не надейся ни на какое мое духовное перерождение! Я НИ О ЧЕМ не жалею. Любая хоть сколько-нибудь уважающая себя женщина поступила бы так же.

Природа зла и добра на все века останется одним из наиболее интригующих вопросов философии наряду с самим вопросом человеческого существования. Я не против, что ты решила над ними задуматься, я только против твоего подхода, отказа от разума. Если быть целеустремленным, быть центром собственной вселенной и жить по своим правилам – зло, то каждый художник, философ и самостоятельно мыслящий человек – зол. Потому что мы осмеливаемся смотреть своими глазами, а не изрыгать шаблонные фразы, позаимствованные у так называемых Отцов. Видеть самостоятельно значит похитить огонь у богов. Это предназначение человечества, двигатель нашей цивилизации.

Мои поздравления, Ева!

Мама.

Я молилась о ее духовном перерождении. Она убила человека, потому что он ее унизил, поколебал ее образ Валькирии, безупречной девы-воительницы, обнажил ее слабость и желание любви. И она отомстила. Я написала ей, что оправдывать себя легко и что она так поступила, потому что чувствовала себя жертвой. Если бы она на самом деле была сильной, то перетерпела бы унижение. Только Иисус наделяет нас силой противостоять греховному искушению.

В ответ она процитировала Люцифера из «Потерянного рая» Мильтона:

Дядя Рэй учил меня шахматам по книжке «Уроки игры от Бобби Фишера». Сам он выучился еще во Вьетнаме.

– Надо было как-то убить время, – пояснил он, тронув пальцами заостренный верх белой пешки.

Он сам вырезал фигуры: вьетнамских королей, Будд вместо слонов, коней с точеными мордами и причесанными гривами. Трудно было вообразить, сколько месяцев он терпеливо выстругивал их швейцарским складным ножом под разрывы снарядов.

Мне нравилась упорядоченность игры, холодный расчет, удовольствие размышления. Мы играли почти все вечера, когда Старр уезжала на собрания анонимных алкоголиков или кокаинистов или в группу по изучению Библии, а мальчишки смотрели телевизор. Дядя Рэй клал на ручку кресла трубку с травкой и курил, пока я обдумывала ход.

В тот вечер мальчики смотрели документальный фильм о животных. Самый младший, Оуэн, сосал большой палец, держа в руках мягкого игрушечного жирафа, а Питер накручивал на палец прядь волос. Дейви пояснял братьям происходящее на экране:

– Это Смоки, альфа-самец.

Свет от телевизора отражался в стеклах его очков.

Дядя Рэй смотрел на меня так, что сердце мое раскрывалось, точно лунный цветок. Я чувствовала его взгляд у себя на лице, шее, волосах, рассыпавшихся по плечам и меняющих цвет от картинки в телевизоре. Показывали снежные просторы и охотящихся парами волков со странными желтыми глазами. Я ощущала себя непроявленной фотографией – мой образ постепенно проступал под его взглядом.