Я тихо ответила:

– Есть вещи, которые можно и не ждать…

Оба отвели взгляды и спрятали их в бокалы с коктейлем. Гарсон явился вовремя, чтоб развеять возникшую неловкость. Поставил перед нами подносы. Стеклянные трубочки гармонично звякнули.

На баночке с пудрой для меня красовался искусственный цветок с ароматизатором. Антуан отпустил гарсона и собственноручно подготовил порции пудры себе и мне:

– «Золотая лилия» – это лёгкая смесь. Её даже беременным разрешают.

– У моего чипа есть лицензия на рождение гражданина. Прикинь, я могу ребёнка родить, когда с кредитом раскидаюсь.

Антуан втянул через трубочку свою дозу.

Нанюхавшись, оба откинулись на диване. Некоторое время наслаждались игрой шансонье на лютне. Его красный пиджак резко стал самым ярким и притягательным пятном в кабаре.

Антуан подсел поближе:

– И всё же, каково это быть, типа, Клодом, но и не быть, и вообще вся эта бодяга?

– Это как в детстве остаться одной дома. Родителей нет и можно делать всё то, что они запрещали. В моём случае, родители – это фенотип Клода.

Приняли ещё по кучке пудры. Антуан сделал вторую оранжину с кальвадосом:

– Зря Клод не тусуется с ребятами. Много теряет. Может ты сможешь его убедить? Как фенотип фенотипа?

– Его убеждать так же бессмысленно, как растить кукурузу в радиоактивной Неудоби. – Я махнула трубочкой, рассыпая пудру: – Кукуруза вырастет и съест того, кто её посадил. Хватит о нём. Давай… о нас?

Антуан сел рядом и обнял меня. Поцеловал в шею. Ощутил, небось, как там пульсирует моя кровь, взбодрённая «Золотой лилией». Я мягко поддалась в объятиях.

Гарсон, дождавшись, когда Антуан оторвётся от моих губ, протянул ключи от номеров. Собрал напитки и остатки пудры и побежал вперёд, чтоб подготовить столик к приходу парочки.

Мне показалось, что взлетела и парила под сводами кабаре, покачиваясь на воздушных струях, которые источала лютня. Открыла глаза. Оказывается Антуан поднял меня и понёс вверх по лестнице. Закрыла глаза и продолжила целоваться.

В номере Антуан положил меня на кровать.

Не открывая глаз, представила, как музыкальные волны опустили меня в тёплую ванну. Между ног, ближе к животу, зашевелилось незнакомое возбуждение.

Продолжая то целовать, то поглаживать, Антуан расстегнул мою гимнастёрку и закатал майку. Отщёлкнул пряжку ремня с гербом Империи. На некоторое время задержался, расстёгивая тугие пуговицы на ширинке моих армейских штанов. Они с трудом выходили из петель.

– Завтра же пойду с Наташей по магазинам, – пообещала я. – Куплю кружевные трусики. К дьяволу кредит…

Волны музыки превратились в язык Антуана, который, как опытный боец, постоянно менял огневую позицию. То касался шеи, то вдруг возникал где-то между грудей. Снова прятался. И вот – уже выглядывал из окопа, где-то в районе влагалища, и вёл прицельный огонь.

Время от времени я открывала глаза, чтоб проследить действия Антуана и сопоставить с собственными ощущениями. Тот уже давно разделся и ёрзал среди моих раздвинутых ног.

Пауза затянулась. Основное действие давно должно начаться, но Антуан почему-то не спешил. Волны лютни просочились в вентиляцию и умолкли. Стало слышно, как внизу пейзане ругались с гарсоном из-за кролика в маринаде, которого они якобы не заказывали. Закрыла глаза, чтоб вернуть ощущение полёта. Но перед внутренним взором повисла только красная куртка шансонье.

Я открыла глаза, и села рядом с понурым Антуаном. Просунула руку ему между ног и потрогала вялый член:

– Что это, братан? В чём дело-то?

Антуан раздражённо вскочил с кровати и отошёл к окну:

– Я вдруг осознал, что трахаюсь с Клодом. Тут всё и опустилось…