На всякий случай уточнил: «Это холгут?»
«Это он», – ответил Нинхаргу.
«Кто научил такому?»
«Сам научился».
«От чего умер Нинхаргу? – интересовались люди после неожиданной смерти Нинхаргу. – Надеемся, ничего страшного?»
«Совсем ничего, – мрачно отвечал вождь и взвешивал на ладони каменный топор, запятнанный кровью художника. – Совсем страшного ничего. Все, как обычно. Всё, как бывает. Первый человек Эббу умер. Охотник Кухиа умер. Хишур с большой ступней умер. Теперь Нинхаргу. Только белый мамонт Шэли живет всегда».
Злобно пнул попавшую под ноги черепаху:
«Если мамонт умрет – мы будем?»
«Сердитый!»
Иаллу был.
Субшарту был.
Старый Тшепсут был.
Шли дожди, сменялись морозами.
К костру выползала зябнущая старая черепаха. Панцирь побит, зацвел седыми лишайниками, но всё ещё различалось изображение человеческой ладони. Никто не помнил, кто именно втер охру в процарапанные на костяном щите линии, но старую не трогали.
Охотник Хурри вернулся.
У него было волосатое лицо и прищуренные глаза под густыми бровями.
По тундре его с утра долго гонял шерстистый носорог. Потом гонял белый мамонт. Этот никак не хотел научиться глядеть на людей, как на существ высшего порядка. Из-под своих белесых ресниц всяко глядел, но как на оборванцев. Хурри с трудом убежал от шерстистого носорога, потом от холгута. Даже упал, испачкался. Хотел почиститься, да тут снова выскочил носорог, хотел растоптать, но учуял запах испачканного.
Стоял, тащился.
Теперь Хурри сердился.
Ему требовалось немного уверенности.
Он вонзил крепкое копье в сырую глину перед траченными молью оленьими шкурами, отгораживавшими особое ответвление пещеры, в котором диковала красивая девушка.
«Ты пришел?» – спросил отец девушки.
«Я пришел», – ответил Хурри.
«Что видел?»
«Многое видел».
«Что слышал?»
«Многое слышал».
«Зачем пришел здесь?»
«У тебя дочь. Хочу взять».
«Возьми, – согласился старик. – Но она быстро бегает. Много молодых охотников хотели взять, состязались с нею в беге, ни один не догнал».
Напомнил, помолчав: «И ты не догнал».
«Теперь догоню».
Отец покачал головой и позвал дочь.
Мохнатая девушка сползла с каменной, забросанной шкурами лежанки, накинула на себя шкуру, тоже удивилась:
«Ты пришел?»
«Я пришел».
«Что видел?»
«Многое видел».
«Что слышал?»
«Многое слышал».
«Зачем пришел здесь?»
«Хочу победить тебя в беге».
У девушки были длинные тяжелые косы.
Они доходили ей до лодыжек и почти мели по земле, если бы при беге не летели горизонтально, так быстро бегала. Сейчас переоделась в мягкую беговую одежду, надела тонкие штаны, тонкую куртку. Отец напомнил: «Зря бежите. Никто еще такую не догнал. И Хурри не догонит».
Хурри рассердился:
«Теперь обязательно догоню!»
Легкая девушка сразу опередила соперника. Она взбежала на высокий известняковый холм, лежащий на пути, и обернулась, почти не приминая летящими ногами траву. Она даже жалела косолапого Хурри. Ей нравились его волосатые руки. Ей нравилось, как движутся его мощные кривые ноги. Опытный. Много бегал от носорога, от белого мамонта бегал, но меня не догонит, жалела девушка. Очень жалела. Немножко утешалась тем, что если не догонит, то со временем может стать товарищем по жене того, кто когда-нибудь ее догонит.
От этой мысли стало сладко.
Представила: Хурри будет приходить.
Он будет приходить к ней в спальный полог и морщить густые брови.
Если хорошо его кормить, он будет просить добавки. Это тоже хорошо, подумала она. И увидев, что она замедлил бег, Хурри вдруг вперед бросился. Теперь пальцы его ног упирались в ее горячие пятки. И девушка бежала вперед так быстро, что длинная коса вытянулась в воздухе как трость. Белый мамонт Шэли издалека услышал жаркое человеческое дыхание, теплый дух пещеры, вырвавшийся на волю, дух желания и спешки, и недовольно затрубил за холмом.