Волчонок питал глубокое уважение к матери. Она умела добывать пищу и никогда не забывала приносить его долю. Кроме того, она была бесстрашна, а ему еще не приходило в голову, что это бесстрашие дается лишь опытом и знанием; он считал бесстрашие выражением силы. И чем старше он становился, тем больше чувствовал эту силу в ударах ее лап, в то время как толчки носом сменились ударами клыков. Это тоже внушало уважение. Она требовала от него повиновения, и чем старше он становился, тем суровее делался ее нрав.

Опять наступило голодное время, и волчонок уже вполне сознательно испытывал муки голода. Волчица отощала в поисках добычи. Она редко спала в пещере, проводя время на охоте, но все было напрасно. Голод продолжался недолго, но был жесток. Волчонок не находил молока в сосках матери, а мяса ему давно уже не перепадало.

Раньше он охотился для забавы, теперь же принялся за дело по необходимости, борясь со смертью, но ему не везло. Неудачи ускорили его развитие. Он тщательно изучил привычки белки и старался подкрасться к ней, чтобы поймать ее. Он изучил образ жизни лесных мышей и выкапывал их из нор; изучил обычаи зеленого дятла и других птиц. И настал день, когда тень от ястреба не могла заставить его уползти в кусты. Он стал сильнее, умнее, увереннее. И в нем крепла отчаянная смелость. Как-то раз он вызывающе сел на открытом месте и ждал, чтобы из синей глубины к нему на поединок слетел ястреб. Он знал, что там, над ним, кружилось в небе мясо, и его желудок настойчиво требовал пищи. Но ястреб отказался принять бой, и волчонок уполз в кусты и скулил там от разочарования и голода.

Но голод кончился. Волчица принесла добычу, странное мясо, не похожее на то, какое приносила когда-либо прежде. Это был детеныш рыси, уже подросший, как и волчонок, но не такой большой. И все мясо она отдала волчонку. Его мать удовлетворила свой голод в другом месте, и он не знал ни того, что это был последний детеныш из выводка рыси, съеденного волчицей, ни того, какой отчаянный поступок совершила мать. Он знал только, что детеныш рыси с бархатной шкуркой – пища, и ел его, наслаждаясь каждым куском.

Полный желудок располагает к покою, и волчонок спал в пещере, прижавшись к матери. Его разбудило ее рычание. Никогда он не слыхал, чтобы она рычала так страшно. Возможно, за всю свою жизнь она никогда не рычала грознее. Но для этого была причина, и никто не знал ее лучше, чем она. Истребление целого выводка рыси не могло пройти безнаказанно. В ярком свете полудня волчонок увидел рысь, вползающую в пещеру. При виде ее шерсть на его спине встала дыбом. В пещеру вползал ужас, ему это было ясно и без подсказки инстинкта. И если даже вид рыси был недостаточно грозным, то крик ярости, который издала незваная гостья, крик, начавшийся рычанием и быстро перешедший в оглушительный визг, оказался еще убедительнее.

Жизнь, крепнущая в волчонке, словно бросила его вперед. Он вскочил и храбро зарычал подле матери. Но та оскорбительно оттолкнула его и заслонила собою. Низкая пещера не давала рыси прыгнуть, и она продолжала ползти. Волчица ринулась на нее и придавила к земле. Волчонку не много удалось разобрать в этой битве; он слышал ужасный рев, рычание, фырканье и визг. Звери сцепились; рысь рвала и грызла волчицу, пуская в ход когти и зубы, в то время как волчица могла действовать только клыками.

Волчонок подскочил и вцепился зубами в заднюю лапу рыси, прилип к ней, яростно рыча. Хотя не знал он этого, но тяжестью своего тела он стеснял движения рыси и помогал матери. Но в пылу борьбы они подмяли его под себя и ему пришлось выпустить ногу рыси. На миг обе матери отскочили друг от друга, но, прежде чем они сцепились вновь, рысь ударила волчонка своей огромной передней лапой, разодрав ему плечо до кости и с такой силой отбросив к стене, что он перевернулся в воздухе. Пронзительный визг боли и страха прибавился к звукам борьбы. Но схватка продолжалась так долго, что у волчонка было время вдоволь накричаться и испытать новый прилив мужества. Он снова вцепился в заднюю ногу рыси, яростно рыча.