И вот, что любопытно, стоило лишь Георгию вслух произнести слово о Спасителе, как лица умирающих солдат оживали, в глазах появлялась несказанная радость и душа расцветала в несказанной, но памятной сызмальства любви к Творцу, а искупительные слезы покаяния сами навертывались на их глазах. И еще Георгий почти каждый раз отчетливо слышал, как их губы сами начинали шептать знакомые слова: «Господи, помилуй меня, грешного!»

Врачи, а более сестры, стали замечать, что появление Георгия в той или иной палате часто было связано с последующей смертью того, с кем солдат начинал беседовать.

И вскоре главный хирург больницы попросил, чтобы раненого рядового Любомудрова привели к нему в кабинет.

– Товарищ полковник, рядовой…

– Садись, солдат. И давай как на духу. Почему после общения с тобой умирают даже те, кто уже шел на поправку? Люди стали бояться, когда ты мимо их палат проходишь. Какой такой магией ты владеешь?

– Недавно у меня на руках умер монах, священник…

– Ну, только не начинай про переселение душ…

– Хорошо, тогда давайте подойдем с другой стороны. У вас же есть списки больных. Дайте мне их, пожалуйста.

– Фокусы показывать будешь? Ну, давай посмотрим…

И раскрыв папку, что лежала у него на столе, передал Георгию несколько отпечатанных на машинке листов.

– И карандаш, пожалуйста…

Военврач дал и карандаш.

– А теперь, с вашего позволения, я сделаю здесь некие приписки у тех, кто может умереть в ближайшее время… Эти списки будут у вас, а я в эти дни постараюсь не выходить из своей палаты… – сказал и задумался. – А впрочем, сделаем иначе. – И склонившись над столом, начал делать какие-то записи около каждой фамилии.

Главный хирург за это время успел выкурить папироску и выпить стакан чаю…

И Георгий вернул ему его же бумаги со своими поправками.

Главный хирург лишь бросил беглый взгляд на его записи. А потом надел очки и уже более внимательно стал вчитываться в пометки, сделанные Георгием. Там рядом с каждой фамилией стояли отметки о характере ранения, дополнительные записи о тех болезнях, что требуют оперативного хирургического вмешательства, и, конечно же, крестиками были отмечены те, кто не выживет в ближайшее время…

Хирург снял очки. И откинулся в своем кресле.

– Тебе же, сынок, цены нет… – произнес он, глядя на своего пациента.

– Если бы вы меня сегодня не спросили, то я бы и не знал, что владею этими знаниями. Это всё не иначе как по молитвам умершего у меня на руках монаха.

Тогда хирург вдруг процитировал следующие строки:

– Не нам, не нам, а имени Твоему, Господи!

После чего хирург, внимательно посмотрев в глаза солдата-монаха, спросил:

– Скажи, солдат, как на духу, сколько мне осталось жить?

Георгий, спокойно выдержав его взгляд, твердо ответил:

– Два года… А уточнять не стану…

– Слава Тебе, Господи, и за этот дар… Значит, кое-что успею в этой жизни еще сделать…

– Но и это лечится молитвой и постом…

– Спасибо тебе, солдат! Ступай с Богом, а мне нужно еще о многом подумать…

Когда Георгий покидал госпиталь, то все, кто мог и даже не мог, прильнули к окнам. Весь медицинский персонал вышел проводить того, кто укрепил в них веру в завтрашний день и любовь к жизни, поддержал дух и помог изнемогающему телу.

Георгий стоял и чувствовал то, что они все хотят от него услышать.

И громко крикнул:

– Скоро! Ровно через год! Ибо с нами – Бог!

И вдруг, неожиданно для себя самого, осенил возликовавшую толпу широким крестом, благословляя их на новые подвиги во имя веры и родного Отечества.

И еще какое-то время с удивлением смотрел на свою ладонь, на то, как ладно и сами собою сложились по-церковному его пальцы в момент этого самого благословения.