Но по-настоящему мы поругались после вечернего шоу. Сломав голову от разгадывания фокусов и ослепнув от костров поглотителей огня, я сразу завалилась спать. Этого мне Алё не простила. По её мнению, перед сном я была обязана похвалить её покупки – их было столько, что они заполнили не только её кровать, но и всё пространство нашей крошечной каюты.

Она совсем не понимала, что, даже если бы я не была жутко уставшая, я бы всё равно не сказала ни слова. Разбор её сумок мне никогда не нравился, просто раньше я делала вид, что мне страшно интересно что-откуда-почём. Сегодня же терпение лопнуло и я, удивляясь сама себе, уверенно сказала:

– Алё, я не хочу. Давай спать.

Наступила жуткая тишина. Некоторое время Алё тяжело дышала, а потом вдруг как бешеная кошка запрыгнула на мою кровать и развернула меня как куклу.

– Это как? – спросила она, нависнув над моей подушкой.

– А вот так. Я устала.

– От своей писанины ты не устала, а от меня устала?

Тут она сбрендила окончательно и начала рыться в моих вещах. Больше всего её интересовал рюкзак. После непродолжительной тряски из него выпало то, что она искала.

– Ну всё! Хватит! – прохрипела Алё.

Схватив журнал, она попыталась его порвать, но у неё ничего не получилось – там такой толстенный картон, что эффектного разрывания на кусочки не получилось бы даже у Геракла. Алё не оставалось ничего, как размахнуться и швырнуть его изо всех сил. Журнал, взмахнув своими пожелтевшими крыльями, шумно стукнулся о потолок и приземлился за шкаф.

То, что ей очень не нравится моё новое увлечение, было понятно с самого начала. Она постоянно стояла за спиной, подглядывала, выдёргивала ручку, закатывала глаза, гадко смеялась – делала всё, чтобы я не писала. Однажды я даже решилась почитать запись про нашу классную Магнию, но она, выслушав, скривилась так, как будто попробовала муху или червяка.